Воспитатель

Я раздражен — это еще мягко сказано. Я в бешенстве — вот это точнее. Это ж надо, в самый неподходящий момент! Сладкая Катенька, потрясающе аппетитный завтрак, омлет невероятной желтизны, аромат кофе, и она! Богиня! Ммм… И сообщение на рабочий телефон. Это спутниковый аппарат специальной военной разработки, на него я должен реагировать всегда и при любых обстоятельствах. Через сорок три минуты военный аэродром на Западе от города. Пришлось уехать, ничего не объясняя и не прощаясь. Служба в БПУ приучила к немедленному реагированию на приказы начальства. Если вызывают и говорят, что есть лишь сорок три минуты, значит, реально не больше сорока. И Катеньке ничего говорить нельзя — так лучше и безопаснее для нее. Это непреложное правило. Ничего, привыкнет позже.

— Надеюсь, — услышал свой раздраженный рык, — это действительно что-то очень важное. То, ради чего ты меня вызвала.

— Когда-то было иначе? — огрызнулась Крылова. — Вы забываетесь, подполковник, — и мгновенно перешла к официальной форме общения:

— Задание. Сейчас с аэродрома вылетаете на сверхзвуке на территорию Сирии. В нужном квадрате вас катапультируют. На месте приземления вас будет ждать связной, который будет знать подробности и способ эвакуации. Вам все ясно, Белявский?

— Так точно. Все ясно.

Услышав мой ответ, голос Валентины стал чуть мягче и она спросила:

— Ей передать что-нибудь?

— Нет. Вернусь, сам все скажу. Ты, лучше, позвони на мою работу, скажи, заболел я.

— На какую работу? В садик? — в интонации Крыловой послышалась усмешка. — Ладно, Белявский, в счет нашей с тобой доброй дружбы. Задание выполнишь — отчитаешься.

— Так точно. И… Валентина.

— Что тебе еще Белявский?

— Сними с меня наружку. Тебе не говорили, что подглядывать нехорошо? К тому же так непрофессионально?

— Не учи меня делать свою работу, подполковник. Ты у нас самый ценный сотрудник, как без наружки? А вдруг Екатерина Александровна шпион заграничный?

— Валя…

— Да, шучу я, Костя. Выполняй приказ, а мы пока покараулим твою красавицу. Хорошая девка, не спорю. Только ты, дурак, испортишь ее. И она дурой будет, если за тебя замуж пойдет, — она помолчала и перед тем, как отключиться, добавила, — но если свадьба будет — я приеду обязательно. И попробуй только не пригласить, Белявский.

Катапультируют. Сирия. Что ж. Ничего нового, все как всегда. Эх, Катенька, если б только знала, как было тепленько в твоих маленьких и очень нежных ручках. Вернусь — надо прежде заехать в магазин. Холодно на улице, красавице моей шубка белая нужна. Белая! И белые сапожки. И шапку пушистую, чтобы коса из-под нее была видна и ее алые, сладенькие губки…

О! Точно, красота будет. И Лиле маленькой такой же комплект подарю. Шикарно будут смотреться девочки. Мамочка и дочка. А Сашку на аэродром потом отвезу. Полетаем… Не сомневаюсь, ему понравится.

Да…

И надо что-то с малышом Веркиным решить. Совсем забыл про нее. А Катенька возится с ним, как с родным. Ладно, вернусь и займусь.

А к шубе еще сережки надо. Да… С синими камнями — к ее голубым глазкам.

Глава 18

— Так, вот смотри, Катенька, Наташенька советует в «Оливье» добавлять отварную говядину. И огурчики исключительно домашнего посола, с хреном и с листьями смородины. И дижонскую горчицу. А это, что такое?

— Это французская горчица, — машинально ответила Кариночке, — она слаще и нежнее нашей.

— А, да? — посмотрев на меня поверх своих очков, произнесла нянечка и снова уткнулась носом в планшет, который держала в руках. — И, последнее, говорит — добавить петрушку, а про укроп забыть. Уверяет, за уши от «Оливье» не оттащишь.

— Понятно.

Уже вечер. Мы с маленьким Эдиком складывали пирамидку. Сегодня позвонила мамочка мальчика и слезно уговорила меня побыть с ее ребенком до самого вечера. Не смогла бросить его на няню, тем более, это не положено. Да и не слишком я хочу домой. К детям очень хочу, а домой — нет. Мама моя звонила, сказала, что заходила к нам, покормила Сашку с Лилькой, так что они справятся и без мамы. Такое уже не в первый раз случается, они у меня совсем самостоятельные. В отличие от этого малыша.

— Да, Эдик? — подмигнула очаровательному мальчугану.

И за что его родная мать так не любит своего ребенка? Вздохнула тяжело. Карина уже уложила всех тех, кто остался на ночевку. А мы с Эдиком все ждем его непутевую маму. Пока наша няня развлекает нас рецептами из сети. Сказала, хочет на этот Новый год приготовить самый лучший «Оливье». Говорит, что чувствует, год будет особенным. Эх, будет… У кого-нибудь, но не у меня.

Дурацкий день. Старалась не думать о нем и все ждала, что мы столкнемся в коридоре. А потом узнала, что Ираиде звонила его сестра и заявила о внезапной болезни брата. Ага, сестра. И уж отговорке о «болезни», мы все здесь поверили.