Воспитательные моменты. Как любить ребенка. Оставьте меня детям (Педагогические записи)

Мы управляем гигантским предприятием. Имя ему – война. Мы работаем планово, послушно и методично. Ваши мелкие интересы, мечты, сантименты, капризы, претензии, обиды, аппетиты нас не касаются.

Да – мать, муж, ребенок, старушка, памятная мебель, любимое блюдо – это все хорошо, мило, трогательно. Но есть гораздо более важные вопросы. Будет время, мы и к этим вещам вернемся.

А пока, чтобы с этим вопросом не тянуть, нужно, может быть, немного резко и болезненно, и без всяких, так сказать, изысканностей и даже точности. Грубо вытесанная времянка.

Вы же сами вздыхаете: лишь бы все это закончилось! И мы тоже. Поэтому не мешайте нам.

Евреев – на восток. Тут уж не о чем торговаться. Не в бабке-еврейке дело¹²⁵, а в том, где ты нужнее: твои руки, мысль, время, жизнь. Бабка – это бабка. Нужно было найти какую-то зацепку, какой-то ключ, лозунг, пароль.

Не можешь ехать на восток – ты там умрешь. Стало быть, выбирай другое. Ты все должен выбрать сам и сам рискнуть. Потому что ведь мы для виду должны мешать, угрожать, преследовать и неохотно карать.

Ты назойливо лезешь с новой пачкой денег. У нас нет на это ни времени, ни желания. Мы не играем в войну – «в войнушку», нам приказано вести ее как можно быстрее и солиднее, по возможности – порядочно.

Работа никак не чистая, не приятная, не душистая. Поэтому нам нужно быть снисходительными к пока нужным нам работникам.

Один любит водку, другой – девушку, третий – любит повыпендриваться, а другой, наоборот, боится и не верит в себя. Мы знаем: ошибки, недостатки. Но они вовремя пришли и отметились, а ты все философствовал и медлил, откладывал. Извините, но поезд должен курсировать по заранее утвержденному плану.

Вот железнодорожный путь.

Туда – итальянцы, французы, румыны, чехи, венгры. Сюда – японцы, китайцы, даже Соломоновы острова, даже людоеды. Крестьяне, горцы, горожане, интеллигенция.

Мы – немцы. Не в вывеске дело – в тарифе, в распределении продуктов.

Мы – железный каток, или плуг, или серп. Лишь бы из этой муки вышел хлеб. Выйдет, если не будете мешать. Скулить, бесить, заражать воздух.

Пусть даже вас иногда жалко, но мы должны (кнутом, палкой или свинцом) – потому что порядок должен быть.

Плакат.

«Кто сделает то-то и то-то – расстрел.

Кто не сделает того-то и того-то – расстрел».

Один сам напрашивается. Самоубийца? Ну что ж, ничего не поделать.

Другой не боится. – Привет! – Герой?

Имя воссияет в веках, но – с дороги, если иначе нельзя.

Третий боится – синеет от страха, поминутно бегает в сортир, дурманит себя табаком, выпивкой, женщинами – но упрямый, хочет все по-своему. Что с таким делать?

У евреев масса заслуг и способности. И Моисей, и Христос, и трудолюбие, и Гейне, и древняя нация, и Спиноза, и дрожжи прогресса, и первые, и щедрые. Все это правда. Но кроме евреев есть кто-то и что-то еще.

Евреи – важный вопрос, но потом вы поймете, завтра. Да, мы знаем и помним. Важный вопрос, но не единственный.

Мы не обвиняем. То же самое было с поляками, и то же самое творится, даже сейчас, с Польшей и Палестиной, с Мальтой, и Мартой [?], и с матерым пролетарием, с девицей и сиротой, с милитаризмом и капитализмом.

Но не все вместе. Должна быть некая очередь и некие пункты повестки дня.

Вам тяжко, и нам нелегко. Без накрытого стола, где во время оно можно было бы укрыться от докучливых дебатов.

Придется тебе, брат, выслушать программную речь Истории – о новой карте¹²⁶.

* * *

1 августа 1942 года

Когда картофельная ботва слишком разрасталась, по ней проезжали тяжелым катком, который давил ее в кашу, чтобы дать плодам в земле лучше вызреть.

* * *

Читал ли Марк Аврелий Соломоновы притчи? Его дневник так утешает¹²⁷.

* * *

Я ненавижу или, может быть, только стараюсь бороться с отдельными личностями. Такие вот Хеллеры, такие вот Гитлеры¹²⁸. Я не обвиняю немцев: они работают или, скорее, логически и результативно планируют, – вот они и сердятся, что им мешают. Глупо мешают.

И я мешаю. Они даже снисходительны. Только устраивают облавы и велят стоять на месте – не шнырять по улицам и не путаться под ногами.

Они мне делают добро, потому что, шныряя и путаясь, я могу получить в голову шальную пулю. А так я безопасно стою под стеной и могу спокойно и внимательно смотреть и думать.

Вот я и думаю.

* * *

В Мышинце остался старый слепой еврей¹²⁹. Он шел с тростью среди телег, коней, казаков и пушек. Какая жестокость – оставить слепого старика.

– Они хотели забрать его с собой, – говорит Настя. – А он уперся, что не уйдет, потому что некому сторожить синагогу.

Знакомство с Настькой я завел, помогая ей найти ведерко, которое забрал у нее солдат, обещал вернуть – и не вернул.

Я – слепой еврей и Настя.

* * *

Мне так мягко и тепло в постели. Очень трудно вставать. Но сегодня суббота – в субботу утром я взвешиваю детей перед завтраком. Наверное, в первый раз мне неинтересно, каким будет результат недели. Должно быть, они все же прибавили в весе. (Не знаю, почему вчера на ужин выдали сырую морковь.)

* * *

На месте старого Азрилевича – молодой Юлек. «Вода в боку». У него трудности с дыханием, но по другой причине.