Место хорошее, безопасное. Вдалеке, на другом берегу Ташморского озера, в лучах солнца серо-зеленым светом переливались сосны. Глупые деревья, сказал однажды Грэнтер, даже не знают разницы между летом и зимой. Единственным признаком цивилизации на противоположной стороне маячила брэдфордская городская пристань. Никто не додумался построить там торговый центр или увеселительный парк. А тут ветер по-прежнему разговаривал с деревьями. Позеленелая черепица на крыше выглядела замшелой, а сосновые иголки все еще плавали в уголках водостоков и в деревянном сточном желобе. Энди бывал здесь мальчишкой, и Грэнтер учил его нанизывать приманку на крючок. У него была здесь собственная комната, обитая панелями из хорошего клена, здесь на узкой кровати ему снились мальчишеские сны и он просыпался от звука плескавшейся у пирса воды. Он бывал здесь и взрослым мужчиной, спал со своей женой на двуспальной кровати, когда-то принадлежавшей Грэнтеру и его жене – этой молчаливой, несколько мрачной женщине, состоявшей членом Американского общества атеистов и умевшей указать, если ее спрашивали, на тридцать вопиющих несуразностей в Библии короля Иакова либо на смехотворную нелепость Теории Вселенной как часовой пружины, произнося все это с убийственно неопровержимой логикой убежденного в своей правоте проповедника.
– Вспоминаешь маму, да? – спросила Чарли жалким, несчастным голосом.
– Да, – сказал он. – Мне ее не хватает.
– Мне тоже, – сказала Чарли. – Вам тут было хорошо, да?
– Хорошо, – согласился он. – Пошли, Чарли. Она приостановилась, гляд на него.
– Папочка, когда-нибудь у нас будет снова все хорошо? Я смогу ходить в школу, и вообще?
Он хотел было соврать, но ложь плохой ответ.
– Не знаю, – сказал он. Попытался улыбнуться, но улыбка не вышла – не сумел даже убедительно растянуть губы. – Не знаю, Чарли.
Инструменты Грэнтера были по-прежнему аккуратно разложены в мастерской при сарае для лодки, и Энди нашел то, на что не осмеливалс особенно надеяться: две почти полные поленницы дров, аккуратно нарубленных и вылежавшихся в отсеке под лодочным сараем. Большую их часть он когда-то наколол сам, они лежали накрытые рваным, грязным брезентом, который он сам на них набросил. С двумя поленницами всю зиму не протянуть, но когда он распилит упавшие вокруг деревья и березу там, на дороге, – они будут обеспечены дровами.
Он пошел к упавшему дереву с лучковой пилой и распилил его так, чтобы «виллис» мог проехать. К этому времени почти стемнело, он устал и проголодался. Кладовую с продуктами также никто не потревожил; если хулиганы и воры и промышляли последние шесть зим, то орудовали они у более заселенного южного берега. Пять полок были набиты консервированными супами «Кэмпбелл», сардинами «Ваймэн», тушенкой «Динти Мур» и всевозможными овощными консервами. На полу стояла наполовину пустая коробка с собачьими консервами «Райвл» – наследство старой собаки Грэнтера Бимбо, – но Энди не думал, что до них дойдет очередь.
Пока Чарли рассматривала книжки на полках большой гостиной, Энди из кладовой спустился по ступеням в маленький погребок, чиркнул спичкой по одной из балок, сунул палец в дырку от сучка в доске – досками были обиты стены этой маленькой комнатки с земляным полом – и потянул за эту доску. Она подалась, Энди заглянул внутрь и ухмыльнулся. Внутри затянутого паутиной углубления стояли четыре керамических кувшина, наполненных чистой, слегка маслянистой жидкостью – стопроцентным самогоном – Грэнтер называл его «удар ослиного копыта».
Спичка обожгла пальцы Энди. Он погасил ее и зажег вторую. Подобно суровым старым проповедникам из Новой Англии, прямым потомком которых была Гульда Макти, она не любила, не понимала и не терпела простых, слегка глуповатых мужских радостей. Она была атеисткой-пуританкой; своим маленьким секретом Грэнтер поделился с Энди за год до смерти.
Кроме спирта здесь стояла коробка с фишками для покера. Энди вытащил ее и просунул пальцы в прорезь в крышке. Раздался хруст, он вытащил тонкую пачку купюр – несколько десяти-, пяти– и однодолларовых бумажек. Всего, наверно, долларов восемьдесят. Покер был слабостью Грэнтера, а эти деньги он называл «своей заначкой».
Вторая спичка обожгла ему пальцы, Энди загасил ее. В темноте он положил назад покерные фишки и деньги. Хорошо, что они есть. Он задвинул доску на место и пошел назад через кладовку.
– Хочешь томатного супа? – спросил он Чарли. Чудо из чудес – она нашла на одной из полок все книги о Винни-Пухе и сейчас блуждала где-то в Чудесном Лесу с Пухом и осликом Иа-Иа.