Воспламеняющая

С ревом и скрежетом «виллис» пробирался по дороге, точнее, по двум колеям, между которыми уже выросли кусты, а кое-где даже чахлые сосенки. Лес здесь рубили лет десять тому назад, и Энди не сомневался, что с тех пор дорогой лишь изредка пользовались охотники. Через шесть миль колеи исчезли, и Энди пришлось дважды выходить из «виллиса», чтобы убрать упавшие деревья. Во второй раз, разогнувшись, с бухающим от напряжения сердцем и гудящей головой, он увидел большую олениху, которая задумчиво его разглядывала. Мгновение она не двигалась с места, а потом ушла в чащу, махнув белым хвостиком. Энди посмотрел на Чарли: девочка следила за движениями оленихи с чем-то, похожим на восхищение… и он приободрился еще сильнее. Вскоре они вновь нашли колеи и около трех часов дня выехали на двухполосную асфальтированную дорогу, то самое шоссе номер 152.

19

Орвилл Джеймисон, поцарапанный, грязный, с трудом ковыляющий из-за распухшей лодыжки, сидел на обочине Бейллингс-роуд примерно в полумиле от фермы Мандерсов и говорил по рации. Его донесение поступило в передвижной командный пункт – автофургон, припаркованный на Мэйн-стрит Гастингс-Глена. Оборудование командного пункта включало радиоприемник со встроенным шифратором и мощный радиопередатчик. Слова Оу-Джея кодировались, усиливались и передавались на нью-йоркский ретранслятор, откуда направлялись в Лонгмонт, штат Виргиния, где их в своем кабинете прослушивал Кэп.

Добродушие и веселье, читавшиеся на лице Кэпа, когда этим утром он катил на велосипеде по территории штаб-квартиры Конторы, исчезли. Донесение Оу-Джея выглядело неправдоподобным: девочка что-то могла, они это знали, но история о побоище и кардинальной перемене ситуации стала (во всяком случае, для Кэпа) молнией среди ясного неба. От четырех до шести агентов погибло, остальные рассеялись по лесу, сгорело полдесятка автомобилей, дотла сгорел дом, гражданский получил ранение и намеревался рассказать всем, кто пожелает слушать, что банда неонацистов появилась у его порога без ордера и попыталась похитить мужчину и девочку, которых он пригласил домой на обед.

Когда Оу-Джей закончил докладывать (на самом деле не закончил, просто начал истерично повторять все сначала), Кэп положил трубку и откинулся на спинку вращающегося кресла, пытаясь сосредоточиться. Он отгонял мысли о том, что после залива Свиней ни одна секретная операция не заканчивалась таким провалом, да еще на территории Соединенных Штатов.

Солнце ушло на другую сторону здания, сумрачный кабинет наполняли тени, но свет Кэп не включал. Рейчел позвонила ему по аппарату внутренней связи, но он резко ответил, что ни с кем не хочет говорить, ни с кем.

Он чувствовал себя стариком.

В ушах звучали слова Уэнлесса: «Я говорю о потенциале разрушения». Что ж, с потенциалом, похоже, все прояснилось. Но мы все равно ее возьмем, думал он, уставившись в сумрак комнаты. Да, мы все равно ее возьмем.

Он позвонил Рейчел.

– Я хочу поговорить с Орвиллом Джеймисоном, как только его переправят сюда. И с генералом Брэкманом в Вашингтоне. Вопрос первостепенной важности. У нас, судя по всему, неприятная ситуация в штате Нью-Йорк, и я хочу, чтобы ты незамедлительно поставила его в известность.

– Да, сэр, – почтительно ответила Рейчел.

– Я хочу провести совещание со всеми шестью моими заместителями в девятнадцать ноль-ноль. Тоже вопрос первостепенной важности. И хочу поговорить с начальником полиции штата Нью-Йорк. – Они участвовали в поисках, и Кэп собирался донести до начальника полиции эту мысль. Если полетит грязь, полиция получит свою щедрую долю. Но если они будут выступать единым фронтом, возможно, всем удастся выйти почти чистенькими. – И когда позвонит Рейнберд, – добавил он после короткой паузы, – скажи, что я хочу с ним поговорить. У меня есть для него еще одна работа.

– Да, сэр.

Кэп отпустил клавишу аппарата внутренней связи. Откинулся на спинку кресла и вновь принялся разглядывать тени.

– Нет ничего непоправимого, – поделился он с тенями. Этому девизу он следовал всю жизнь: девизу, который не был вышит и не был выгравирован на бронзовой настольной табличке, а хранился в его сердце, как истина.

Нет ничего непоправимого. До этого дня, до донесения Оу-Джея, он в это верил. Именно эта философия позволила сыну бедного пенсильванского шахтера пройти столь долгий путь. Он верил в это и теперь, хотя и начинал сомневаться. У Мандерса и его жены наверняка есть родственники, раскиданные от Новой Англии до Калифорнии, – и каждого можно использовать, чтобы надавить на фермеров. В Лонгмонте хранилось предостаточно документов с грифом «Совершенно секретно», гарантирующих, что любое слушание какого-либо комитета по методам Конторы будет… нелегко услышать. Автомобили и даже агенты были всего лишь средством, расходным материалом, хотя пройдет немало времени, прежде чем он свыкнется с мыслью, что Эла Штайновица больше нет. И кто сможет заменить Эла? Этой девчонке и ее отцу придется заплатить хотя бы за то, что они сделали с Элом. Он за этим проследит.