Из своих пятидесяти шести лет Кобэм тридцать пять проработал в Почтовой службе и боялся много чего. В итоге ему удалось внушить свой страх Роберту Эверетту. И тот никому, даже жене, не сказал ни слова об ограблении на Теллер-роуд между Брэдфордом и Уильямсом. Но Эверетт этого не забыл, и с ним навсегда остались испытанные тогда злость, стыд… и разочарование.
10
К половине третьего Чарли слепила снеговика, а Энди, отдохнувший после дневного сна, поднялся с кровати. Орвилл Джеймисон и его новый напарник, Джордж Седака, сидели в самолете. Четырьмя часами позже, когда Энди и Чарли начали играть в рами до пятисот, а вымытые после ужина тарелки стояли на сушке, письма легли на стол Кэпа Холлистера.
Кэп и Рейнберд
1
Двадцать четвертого марта, в день рождения Чарли Макги, Кэп Холлистер сидел за своим столом, снедаемый сильной, но неопределенной тревогой.
Кэп вздохнул. За окнами лил холодный дождь, сильный ветер бросал капли в стекла. Кабинет Кэпа, такой светлый и приятный летом, теперь наполняли серые тени. Они не благоволили Кэпу, коротавшему время с досье Макги на библиотечной тележке, которая стояла по его левую руку. Зима состарила Кэпа: он совсем не напоминал энергичного мужчину, подкатившего на велосипеде к входной двери в тот октябрьский день, когда Макги исчезли вновь, оставив после себя огненный смерч. Тогда морщины на его лице едва проглядывали, теперь – резко углубились. Ему пришлось прибегнуть к помощи бифокальных линз – очки стариков, так он их называл, – и его мутило первые шесть недель, пока он к ним привыкал. Да еще донимали мелкие, внешние признаки того, что все идет не так, абсолютно не так. Впрочем, по этому поводу он злился молча, потому что жизненный опыт и воспитание научили его не распространяться о важных проблемах, лежащих у самой поверхности.
Эта девчонка словно наслала беду на него лично. Две единственные женщины, к которым он питал теплые чувства после смерти матери, скончались этой зимой: его жена, Джорджия, через три дня после Рождества, и личная секретарша, Рейчел, чуть больше месяца тому назад.
Он, разумеется, знал, что Джорджия серьезно больна: удаление молочных желез за четырнадцать месяцев до смерти отсрочило неизбежное, но не остановило. Смерть Рейчел стала ужасным сюрпризом. Он помнил, что незадолго до ее кончины (как непростительно мы порой себя ведем, если оглянуться назад) шутил, что ей не мешает поправиться, а Рейчел отшучивалась.
Теперь у него оставалась только Контора, но, возможно, и это продлится недолго. Коварная разновидность рака поразила и самого Кэпа. Как ее назвать? Рак уверенности? Что-то в этом роде. В высших эшелонах власти такая болезнь практически всегда фатальна. Никсон, Лэнс, Хелмс… все стали жертвами рака уверенности.
Он потянулся к досье Макги и взял последнее поступление: шесть писем, которые Энди отправил две недели назад. Пролистал, не читая. По существу, это было одно письмо, содержание которого Кэп знал наизусть. Под письмами лежали глянцевые фотографии. Некоторые сделал Пейсон, остальные – другие агенты, на тэшморской стороне озера. Энди шагал по Мэйн-стрит в Брэдфорде. Энди что-то покупал в универмаге и расплачивался за покупки. Энди и Чарли стояли у сарая для лодок рядом с коттеджем. На заднем плане виднелся укутанный снегом «виллис» Ирва Мандерса. На одной фотографии Чарли скользила по ледяному склону на сложенной картонной коробке, ее волосы развевались под шерстяной шапочкой, слишком для нее большой. Отец Чарли стоял на горке, уперев руки в бедра, откинув голову, хохоча. Кэп часто и подолгу смотрел на эту фотографию, порой удивляясь, как дрожали его руки, когда он ее откладывал. Он очень хотел заполучить Энди и Чарли.
Кэп поднялся и подошел к окну. Сегодня Рич Маккеон не стриг траву. Ольховые деревья стояли голые, напоминая скелеты. Серый утиный пруд между домами напоминал грифельную доску. Той ранней весной Контора занималась многими важными делами, великим множеством дел, но для Кэпа существовало только одно: дело Энди Макги и его дочери Чарлин.