Читаем Воспоминание о дожде полностью

А в городе Лихославле уже настоящее знойное пыльное лето. Подходит переполненный дребезжащий автобус. Нет, нам с Рыжиком и сумками туда не влезть. Володя ловит частника. Мы мчим среди волнистых, как море, полей и берёзовых островов.

– Вот они, наши Гутты, – говорит Нина.

Деревня лежит в низинке меж холмов. «Понятно, почему здесь “Мегафон” не берёт», – вспоминаю я ночные Володины переговоры. Машина останавливается у обыкновенного деревенского дома.

– Ну что, Нина, сердце-то ёкает? – весело спрашивает Володя.

– Ёкает, ёкает… Ой, забор повалило! Володя, надо поднять.

– Ладно, потом…

– Ну когда «потом»? Ты же завтра хочешь уехать!

– Да сделаю я… Потом.

Я тащу из машины переноску с Рыжиком.

– Нина, Рыжика уже можно выпускать?

– Нужно! Скорее! Ах, бедный Рыжик!

Рыжик стремглав бросается в кусты и начинает яростно скрести лапой землю. Натерпелся бедняга! Он ехал из Выхино почти восемь часов.

– Ниночка Петровна! С приездом! – раздаётся женский голос.

У калитки стоит пожилая дама.

– Ах, Ольга Сергеевна! А вы давно приехали? – И дамы начинают самозабвенно щебетать о клубнях тюльпанов и нарциссов, о корнях георгинов и пионов.

А отовсюду безо всяких трудов уже вовсю лезут разные мелкие цветочки – примулы, маргаритки, незабудки… Я брожу по участку, фотографирую цветы, кусты, озабоченного Рыжика, который всё никак не закончит свой туалет. Нина, выдав Ольге Сергеевне какие-то корни, принимается хлопотать по хозяйству. Дел много: на сегодня намечен банкет с шашлыком по случаю открытия сезона и бывшего позавчера дня рождения Володи. Но сначала надо вытащить из погреба зимовавшую там картошку, морковь и другие овощи. Процедура нелёгкая. Володя проваливается обеими ногами в яму, сверху на него валятся доски, мы вдвоём с Ниной с трудом передвигаем какие-то ящики… Крысы, как выяснилось, опять всё погрызли. Морковь мерзкая – мало того, что погрызена крысами, так ещё и опутана, как паутиной, проросшими белёсыми корнями. И наполовину гнилая – тьфу! И зачем столько мучений из-за этой гнили?

– Надо, – говорит Нина, – сделаю заготовки, борщевые заправки. Володе надо дать, Павлику, у Павлика большая семья, им много надо, знакомым, соседям в Москве… Пока жива – всё надо.

Картошка – тоже проросшая и полусгнившая, но картошку я уважаю, её действительно никогда не бывает много. Мы с Ниной долго перебираем морковь и картошку. В кухню нетерпеливо заглядывает Володя:

– Ну скоро вы там? Лена, пойдём, ты поможешь мне участок вскопать.

Я поднимаюсь.

– Володя, а забор? – напоминает Нина.

– Так тебе участок вскапывать или нет? Ты что, не будешь в этом году сажать? – мгновенно раздражается Володя. – Буду, буду, но всё-таки забор…

Володя рассерженно поворачивается и уходит. Я бреду за ним в огород.

– Вот смотри, я специально для Нины изобрёл, корни выкапывать, – Володя любовно оглядывает некое приспособление.

Лопата не лопата, цапка не цапка, что-то странное, об одном колёсике. Впрочем, я ничего не понимаю в сельском хозяйстве.

– Нина, правда, ею не пользуется, но она не понимает… Я тебя научу. Я буду копать, а ты иди за мной и вынимай оставшиеся корни. Смотри, вот так вонзаешь в землю, потом нажимаешь… нет, не так… потом немного прокатываешь и вытаскиваешь корень…

Я покорно повторяю.

– Не так! – сердится Володя. – Ты налегаешь на неё, как на лопату, всем туловищем, а надо напрягать только руки. Так же легче! Я специально изобрёл…

– Но мне так неудобно!

– Потому что ты не понимаешь, вот смотри…

– Да видела я уже! Слушай, какая тебе разница, что я напрягаю? Ты что, мой тренер по аэробике? Главное же – результат!

На ступеньках террасы стоит Нина и неодобрительно наблюдает за нашей деятельностью:

– Володя, оставь её! Лучше забор подними. А мы пойдём мусор выбрасывать. Надо же показать Лене деревню.

Мы идём по деревне с мешками картофельных и морковных очисток.

– Вот вечно он так, – жалуется Нина, – то, что нужно сделать, не допросишься, носится со своими изобретениями…

Нина здоровается с соседями и приглашает их на банкет. – А куда это вы с мусором?

– Клавдия приходила. Говорит, она организовала свалку за ручьём. Мы все будем туда выбрасывать, а осенью наймём бульдозер у её родственника, он недорого возьмёт…

– Ой, что вы Клавку слушаете! Какой там бульдозер – одни пьяные фантазии!

– Всё равно. Пусть. Я обещала.

С берегов ручейка и из самой воды приветливо глядят цветочки с плотными ярко-жёлтыми лепестками и такими же толстыми и сочными тёмно-зелёными листьями.

– Это купавка, – знакомит нас Нина.

Я фотографирую купавку, фотографирую купающихся в пыли воробьёв, двух кур, петуха, котёнка, играющего на солнышке с тенью от своего хвоста… А над нами в «густой, как мазь» и одновременно прозрачной синеве летят по ветру тонкие порывистые ветви берёз.

Нина останавливается у дома необыкновенной красоты. Всё в нём от крыши, наличников, занавесок в окнах и до последнего камешка в саду дышит таким изяществом, такой благородной простотой и гармонией и в то же время лёгкой и светлой грустью, что я замираю от восторга.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги