Воспоминание об Алмазных горах

Кадровик оказался прав: среди кушнеревцев невозможно было оставаться в стороне. Их самодеятельный кружок шефствовал над заводом «Тизприбор», который был по соседству с типографией, на Краснопролетарской, 2/4. Кушнеревцы выступали в заводском клубе перед рабочими со своей агитгазетой, а так как самой модной темой была тема труда, тема рабочего человека, то Катя сочла своим долгом помогать им эту газету сделать более действенной, боевой. Тут-то и пригодился ей некоторый студенческий опыт.

Кружковцы обрадовались: за дело берется профессионал!

Типографский клуб был небольшой, но очень уютный, обильно украшенный продукцией Кушнеревки — яркими плакатами, лозунгами, книжными витринами. На витринах можно было видеть первые издания ленинских работ: «Пролетарская революция и ренегат Каутский», «Государство и революция», брошюру Кржижановского об электрификации России, напечатанную в Кушнеревке по срочному заданию Ленина, и первую Конституцию РСФСР.

Здесь все было связано с именем Ленина. Всюду висели его литографические портреты.

Теперь Катя не спешила ехать после работы домой, а шла в клуб, где ее ждали кружковцы.

Она решила сделать газету более театральной, сухие дидактические сценки перевести в живые веселые представления. А серьезные статьи, которые приходилось читать в корректорской, давали ее работе правильное, идейное направление, учили четкой классовой позиции среди неразберихи нэпманского окружения.

Вечера в клубе, срежиссированные Катей, имели шумный успех. Газета получилась живой, конкретной. В ней затрагивались не только бытовые проблемы, но и общественные, вызывающие полемический задор. Каким должен быть новый человек, человек социализма? Вот главный вопрос, который пыталась решать газета.

Многие были смущены контрастами нэпа. До недавнего времени Катя и сама могла про себя сказать стихами Александровского:

Сколько счастья и путаницы,
Я какой-то расколотый весь.

Вот эта «расколотость», возникающая при виде голодных детей, созерцающих изобилие нэпманских лавочек, при виде «нэпа-жирного», морда которого, как писал лефовец Третьяков, «в витринах экстраобжорных магазинов, в искромете ювелирен, в котиках и шелках, в кафе и казино», временами повергала Катю в уныние. И теперь она считала своей задачей объяснять средствами искусства ленинский лозунг: «Из России нэповской будет Россия социалистическая!» Было, конечно, трудно. Не хватало профессионального опыта. Выручала молодость и активность кружковцев, которые были неистощимы на выдумки. Нашлись и талантливые скетчисты, поэты, юмористы. Использовали материалы газет, журнала «Крокодил», полными горстями черпали из литературных произведений, из поэзии.

Среди своих сверстников Катя постепенно обретала душевное равновесие, к ней возвращалась прежняя жизнерадостность.

Типография тесно взаимодействовала с подшефным заводом «Тизприбор» (завод точных измерительных приборов). Через типографию можно было организовывать выступления видных публицистов, журналистов-международников, просто лекторов на разные темы, интересующие молодежь. Нередко такие лекции кончались концертами самодеятельных кружков завода и типографии.

На вечерах выступали известные поэты: Василий Казин, Николай Полетаев, Василий Александровский, Григорий Санников и другие. Особой популярностью среди молодых рабочих завода пользовался Василий Казин с его темой труда и нежной лирикой, воспевающей любовь и весну. Одно из стихотворений так и называлось: «Рабочий май». Поэт читал его просто и задушевно:

Стучу, стучу я молотком,
Верчу, верчу трубу на ломе, —
И отговаривается гром
И в воздухе, и в каждом доме.
Кусаю ножницами я
Железа жесткую краюшку,
И ловит подо мной струя
За стружкою другую стружку.
А на дворе-то после стуж
Такая же кипит починка.
Ой, сколько, сколько майских луж —
Обрезков голубого цинка!
Как громко по трубе капель
Постукивает молоточком,
Какая звончатая трель
Гремит по ведрам и по бочкам!

Казина очень любили за его светлую, жизнеутверждающую поэзию. Если Александровский тревожил своими стихами, пытался ранить душу сомнениями, то Казин с его молодым оптимизмом, ясным мировоззрением поднимал дух, вселял уверенность. Рабочие шутливо называли его «наш неказистый Казин». Он был маленького роста, который, однако, искупался выразительностью его чисто русского лица.

Казин был дружен с Есениным и много рассказывал о нем как о поэте и человеке. Горячо доказывал, что Есенин никакой не имажинист, а просто талантливый поэт, и зачитывал его высказывания об имажинистах: