Воспоминания

Врач осмотрел Линду и сказал, что все идет замечательно. Она решила рожать самостоятельно, хотя врач предложил ей прибегнуть к помощи медицинских препаратов. Линда и Тэдди решили, что ребенку будет полезнее, если не прибегать к помощи лекарств.

Через несколько минут боли стали чаще и интенсивнее, а час спустя Тэдди попросил ее расслабиться. Глаза Линды начали туманиться, на лбу выступили капли пота, волосы прилипли к лицу. С каждым новым приступом боли она крепче стискивала его руку.

– Это не так просто, как мне казалось.

Линда с тревогой взглянула на мужа и, когда пришел очередной приступ боли, стиснула зубы и задержала дыхание. Ему пришлось прикрикнуть на нее, чтобы заставить дышать. Когда приступ ослаб, он вытер лоб жены влажной тряпочкой, дал лед, нежно сжал руку и сказал, что она отлично держится. Сестры входили и выходили, подбадривая ее, говорили, что дела у нее идут отлично, а в коридоре сплетничали по поводу того, что и Тэдди, и Линда были врачами. Сестры и раньше видели роды по методике Ламазе, а в 1971 году они стали почти обычным делом, но они ни разу не видели, чтобы этому методу следовали с таким усердием.

Следующая стадия длилась до самого полудня, к шести часам Линда почти обессилела. Лицо ее исказилось от боли, волосы прилипли к лицу, она отчаянно старалась не кричать, но очередной приступ боли заставил ее вскрикнуть и устремиться к Тэдди.

– Не могу… Скажи, чтобы они дали мне чего-нибудь… Скажи… Пожалуйста… О Господи…

Но он уговорил ее не делать этого, сказав, что все идет отлично. Все было совсем иначе, чем когда рожала Сирина. Когда он в то утро прилетел в Лондон, он знал, что она умирает. Промедли он еще чуть-чуть – и сердце остановилось бы, не выдержав нагрузки. Ребенок тоже бы умер, если бы он не предпринял быстрых мер. В случае с Линдой было по-другому. Вне всякого сомнения, она испытывала сильнейшую боль, но все шло положенным природой чередом.

После тринадцати часов продвижения плоду оставалось преодолеть около восьми сантиметров, и через некоторое время она могла начать тужиться. Оба они отлично понимали по занятиям в классе Ламазе, что подошли к самому трудному моменту родов. Следующие два часа были просто выматывающими. Тэдди ни на мгновение не выпускал ее руки, подбадривая, дыша вместе с ней, успокаивая ее словно маленького ребенка, а затем внезапно вместе с последним криком на ее лице появилось торжествующее выражение победы, и без всякого понуждения она начала тужиться. Тэдди попытался было удержать ее, но подошел врач, сделал знак сестрам, и без лишних разговоров они выкатили кровать из палаты в родильную. Линду переложили на стол, ноги положили на подставки, и через пять минут она начала выталкивать плод по-настоящему. Персонал в родильной подбадривал, а Тэдди изо всех сил держал Линду за плечи, пот струился по его лицу, по спине, по рукам столь же интенсивно, как и по ней. Никогда в жизни Линда не работала так упорно. Тэдди чувствовал себя так, словно вместе с ней выталкивал плод.

– Давай тужься! – хором кричали они.

Лицо Линды покраснело от напряжения, она стонала от усилий. Казалось, прошла вечность. Наконец врач улыбнулся, поднял руку и объявил:

– Показалась головка ребенка… Давай, Линда… Давай… Я уже вижу волосики!.. Давай толкай!

Линда напряглась, и ребенок продвинулся на дюйм, макушка почти целиком вышла наружу, и Тэдди почувствовал, как у него навернулись слезы, когда он взглянул в зеркало. В сорок семь лет у него появился первый ребенок, и он никогда в жизни так сильно не любил ни одну женщину, как в этот момент любил Линду.

– Давай, любимая… Давай, ты можешь… Ну вот… давай… еще!

Она силилась так, словно вот-вот лопнет от натуги, затем среди стона и хрипа головка ребенка вышла наружу. Врач улыбнулся, сестры рассмеялись, Линда и Тэдди заплакали от счастья, глядя друг на друга.

– Кто?

– Пока еще не можем сказать. – Врач широко улыбнулся. – Ну-ка еще поднатужься несколько раз, и тогда скажу.

– Нечестно, – задыхаясь, проговорила Линда, улыбаясь мужу. – Господу следовало бы повернуть их половые органы так, чтобы вы могли сказать… сразу…

Она вновь начала тужиться. Еще два толчка – и врач освободил плечи ребенка, а затем, одним мощным последним толчком, ребенок вышел целиком и лег на руки врачу.

– Мальчик! – радостно воскликнул он. – Большущий красивый парень!

Глаза Линды и Тэдди наполнились слезами, когда они посмотрели друг на друга. Линда рассмеялась и потянулась поцеловать своего мужа, он пригладил ее волосы и посмотрел на нее сверху вниз с безграничным обожанием.

– Ты самая красивая женщина, какую я когда-либо видел.

– О, Тэдди… – Она улыбнулась сквозь слезы. – Я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя. О, ты только посмотри на него… – Тэдди не мог нарадоваться, младенец был само совершенство.

– Восемь фунтов, двенадцать унций. Отличная работа, миссис Фуллертон. – Врач с удовольствием вручил ребенка отцу. – А вы думали, будет двойня.

Тэдди взглянул в лицо своему сыну, подержал его мгновение, затем передал матери:

– Вот твой сын, мамуля.