Воспоминания

Министры никогда не пытались проникать в частную жизнь императорской четы и, помимо часов делового собеседования с государем, появлялись во дворце только в официальных случаях.

Правда, что император делал некоторые исключения из этого правила в мою пользу, и я часто имел случай соприкасаться с ним в более интимной обстановке, чем мои коллеги, но эта близость была, тем не менее, только относительной, так как я никогда, собственно говоря, не был в числе лиц, которые участвовали в частной жизни Николая II.

Лицом, наиболее близким к государю, был барон Фредерике, министр императорского двора. В своей юности он был одним из наиболее блестящих офицеров гвардии и даже в преклонном возрасте сохранил чрезвычайно элегантную внешность.

Он пользовался полным доверием императора и огромным влиянием на него, которым никогда не злоупотреблял. Это влияние, как я уже отмечал, не касалось области политических вопросов. Бывали, конечно, случаи, когда тот или иной министр обращался к нему с просьбой представить императору какое-либо дело в благоприятном свете. Он отказывался содействовать реакционерам, и я могу засвидетельствовать, что он никогда не внушал императору враждебного чувства по отношению к Франции и благожелательного по отношению к Германии.

Все, что я говорю о бароне Фредериксе, приложимо в равной степени и к маршалу двора графу Павлу Бенкендорфу, младшему брату бывшего посла в Лондоне. Будучи очень образованным и либеральным человеком, он никогда не имел, к несчастью, случая отстаивать либеральные идеи перед императором. Он не только не был агентом германофильской пропаганды при дворе, но, напротив, был особенно нелюбим, так же как и его брат, посол, Вильгельмом II.

Никакой политической роли не может быть приписано и гофмаршалу двора князю Александру Долгорукову, фамильярно называемому "Санди". Этот grand seigneur, принадлежавший к одной из наиболее родовитых фамилий России и к ветви этой фамилии, которая была известна красотой, обладал величественной фигурой и манерами настоящего аристократа. Вместе с бароном Фредериксом и графом Бенкендорфом он составлял trio, которое придавало церемониям и приемам при дворе наиболее элегантный и величественный вид, не превзойденный, насколько я могу судить, ни одним другим двором.

Совершенно верно, что в это время в России существовала могущественная германофильская партия, но её следует искать не при дворе, а в среде членов ультраконсервативной партии Государственного совета.

Императору приходилось, может быть, не зная об этом, усиливать эту партию систематическим назначением в верхнюю палату лиц, придерживающихся реакционных взглядов.

Во главе свиты императрицы Александры находилась статс-дама двора. Этот пост был сначала предоставлен княгине Голицыной, а после её смерти – Нарышкиной.

Обе они были настоящими grandes dames, образованными и учтивыми, но ни та, ни другая не имели влияния на императрицу, которая никогда не была с ними достаточно близка.

Единственным лицом, которое пользовалось этой близостью, была Вырубова, но она не имела официального поста при дворе. Её имя часто упоминалось наряду с именем Распутина, наиболее горячей последовательницей которого она, по-видимому, являлась. Я видел её всего раз или два и воздержусь от каких-либо комментариев по поводу неё.

Впервые опубликованы на Западе на английском и французском языках. Переведены на русский язык и вышли в свет в Петрограде, 1924 год.