Воспоминания: 1802-1825

Это было в конце октября, становилось всё холоднее и штормило. Весь наш флот и около 150 торговых кораблей стояли на рейде в Кронштадте, с войсками, лошадьми и артиллерией на борту. Граф Толстой, граф Остерман, граф Воронцов, молодой принц Бирон, Нарышкин и я поднялись на борт фрегата «Иммануил», где было приготовлено всё, что может дать роскошь и изящество. Был дан сигнал к отплытию; наш фрегат на всех парусах плыл посреди целого леса мачт, сопровождаемый криками «ура» солдат и матросов и музыкой всех полков. Невозможно представить себе более величественное зрелище, и чувствовать себя более возбуждёнными, чем были мы.

В то же время русские корабли вышли в Чёрное и Средиземное моря, а почти вся армия под командованием своего молодого суверена пресекала границы Империи, что, казалось, символизировало конец французского владычества.

Пруссия, которая вела неуверенную и ненадёжную политику, колебалась, и столь же боялась усиления мощи России, сколь и побед Бонапарта; она надеялась, что сможет остаться недвижимой среди тех великих потрясений, которые готовились в Европе, и ждала случая, чтобы выступить в этой роли. Колеблясь и находясь под угрозой Франции и Императора Александра, она, тем не менее, считала себя достаточно сильной, или точнее достаточно ловкой, чтобы сыграть роль посредника, и держать в своих руках политический баланс.

Она сменила настрой, когда узнала о значительных приготовлениях в России, и о решении Императора принудить её определиться. Одна армия должна была по суше войти в княжества Пруссии, а корпус графа Толстого, который высадится в Штральзунде, должен был через Померанию идти на Берлин; Император отправился в Польшу, к князю Чарторыйскому, который прежде был министром иностранных дел, и ждал там возвращения князя Петра Долгорукого, которого он послал в Берлин, чтобы попытаться там в последний раз добиться определённого ответа.

В ожидании, он принимал знаки почёта от поляков, которые, охваченные неизмеримым патриотическим духом, просили Императора провозгласить себя Королём Польши и позволить им вооружиться против Пруссии. Мудрость и скромность заставили Императора отвергнуть это предложение, которое было вызвано не столько собственно любовью, сколько оружием.

Князь Долгоруков прибыл из Берлина и привёз новость, что король согласен со всеми намерениями России, и просит Императора отправиться в Берлин, чтобы завершить переговоры.

Это происходило во время нашего плавания; когда наш фрегат был в виду Истада, граф Толстой направился в шлюпке с графом Воронцовым в Швецию, чтобы там переговорить с королём и обязать его ускорить высадку войск. На следующий день мы бросили якорь в бухте острова Рюген, на внешнем рейде Грайфсвальда, где граф Остерман ждал прибытия нашего флота. Он послал меня в Штральзунд, чтобы там обсудить с нашим посланником при шведском дворе, господином Алопеусом, способы высадки войск. Довольно сильный шторм, который начался ночью, заставил меня переночевать в одной хижине на берегу острова Рюген, и на следующий день я прибыл в порт Штральзунда. Получив все необходимые для меня сведения, я по суше вернулся в Грайфсвальд, откуда в шлюпке я отправился к борту «Иммануила», чтобы сделать доклад графу Остерману.