Воспоминания (1859-1917) (Том 1)

Как и следовало ожидать, Шипов реагировал чрезвычайно резко на эту попытку использовать его для столыпинской интриги. Он заявил, что считает роспуск Думы поступком не только нецелесообразным и "неконституционным", но прямо "преступным". Он не скрывал своего мнения и перед петербургской публикой. Тогда Столыпину пришлось отступить на вторую позицию. Он заговорил на свидании с Шиповым, в присутствии H. H. Львова и А. П. Извольского, уже не о роспуске Думы, а о создании "коалиционного" кабинета под председательством Шипова, но при участии своем и Извольского. Шипов повторил, что говорил раньше: в Думе преобладает кадетская партия, и "коалиционный" кабинет невозможен: необходимо поручить составление кабинета "одному из лидеров к. д.". Столыпину пришлось тогда признаться, что он уже "приглашал к себе П. H. Милюкова, говорил с ним о вероятной перемене кабинета и П. H. Милюков дал понять, что он не уклонится от поручения образовать кабинет, если такое предложение ему было бы сделано". Моя передача нашего разговора со Столыпиным показывает, как тут были извращены цель и содержание нашей беседы. Но Извольский воспользовался оборотом беседы - и высказал надежду, что Шипову "удастся убедить к. д. войти в состав коалиционного кабинета". Помня наш разговор со Столыпиным, он прямо ударил по больному месту Столыпина. "Что касается нашего (со Столыпиным) участия, то этот вопрос мы должны предоставить вполне свободному решению Дмитрия Николаевича". Это уже совсем не входило в планы Столыпина. Он, по замечанию Шипова, "сделал вид, будто и он присоединяется к последним словам А. П. Извольского". Но тут же не выдержал - и раскрыл свои карты. Он де признает "невозможным и слишком рискованным" участие к. д. в министерстве. Он "настаивает на необходимости роспуска Думы". Разумеется, он не сказал, что роспуск уже решен, подчеркнув только, что "вопрос об образовании нового кабинета может быть разрешен только государем". Другими словами, он оставил вопрос открытым.

На этом отступлении к исходной теме, беседа, конечно, оборвалась. Столыпин не мог, однако, не упомянуть, что "имеется предположение назначить Шипову на завтра аудиенцию в Петергофе". Он не знал, что царь уже пригласил Шипова, и что предстоит разоблачение всего его плана, так как беседа с царем примет иное направление, нежели он рассчитывал.

Готовясь к царской аудиенции, Шипов через гр. П. А. Гейдена снесся со мной, а сам долго беседовал с Муромцевым. Я припоминаю, что Гейден, подойдя ко мне в Думе, спросил мое мнение о "коалиционном кабинете" и даже предложил мне одного из великих князей в кандидаты на пост, входивший в сферу царской прерогативы.

Но он совершенно напрасно заключил из своих же отрывочных фраз беглого разговора, что я "считал вопрос (об отказе от коалиционного кабинета) уже в сферах предрешенным" и что я "готов принять на себя составление кабинета, как только такое поручение будет мне сделано". Я, конечно, этого не говорил и не думал, считая, что беседа со Столыпиным уже поставила крест на вопросе о моем участии. Подробнее рассказал Шипов в своих воспоминаниях о своей беседе с Муромцевым. Он "приложил все усилия, чтобы заручиться содействием Муромцева" при составлении коалиционного кабинета, но с исключением из него "участия бюрократического элемента и, в частности, П. А. Столыпина". Председателем должен был быть сам Муромцев. Такая постановка уже была нереальной, - и Муромцев, кажется, понял это, заявив, что одобряет отказ Шипова и воздерживается от согласия сам. Но интересны соображения, которыми он мотивировал свое воздержание. Во-первых, говорил он, "никакой состав министерства при переживаемых условиях не может рассчитывать в ближайшем времени на спокойную и продуктивную государственную деятельность и сохранить свое положение на более или менее продолжительное время". Другими словами, никакой кабинет не справится с положением и всякий будет скоро уволен. Это - как раз то, что тогда утверждала и правая печать. Во-вторых, объяснял Муромцев, - переходя с принципиальной точки зрения на личную, - нельзя говорить с к. д. о "коалиционном" министерстве, так как "П. Н. Милюков уже чувствует себя премьером". Это, очевидно, распространенное тогда мнение о моих личных намерениях вызвало, как увидим, в Муромцеве чувство соревнования, связанное с пониманием недоверчивого отношения фракции к. д. к нему самому.