Воспоминания (1865–1904)

Великий князь, будучи назначен командиром полка, сохранил себе свой барак батальонного командира и остался в нем, барак же командира полка был заново отделан и отремонтирован гофмаршальской частью высочайшего двора для наследника, который и поселился в нем вместе со своим воспитателем генерал-адъютантом Даниловичем. Наследник очень любезно поздоровался со всеми офицерами, поцеловал своего дядю великого князя, который представил ему всех офицеров, называя каждого по фамилии. Это было к вечеру, скоро был обед, и потому все пошли переодеться, чтобы придти к обеду уже в кителях.

Наследник за обедом занимал место по правую сторону командира полка, генерал-адъютант Данилович – по левую сторону, по другую сторону наследника – старший из полковников Евреинов. Со следующего же дня наследник начал службу в полку, принимая участие во всех без исключения занятиях и стрельбе. Командиром роты у него был капитан Гартонг, младшими офицерами, кроме наследника, были еще подпоручики Зуров и князь Оболенский (сын бывшего командира полка, офицер выпуска 1885 года). Наследник был в то время в чине поручика и потому в строю стоял выше их, командуя 1-й полуротой. Перед занятиями первым в роту должен был явиться князь Оболенский и командовать «смирно» подпоручику Зурову, который в свою очередь должен был быть в роте раньше наследника и командовать ему «смирно», «глаза направо». Наследник же должен был приходить раньше своего ротного капитана Гартонга и командовать ему «смирно, глаза направо», став на правый фланг и отдавая честь.

1-го июля впервые наследник был назначен дежурным по полку. <…>[206]

Дежурство по полку в лагере состояло в следующем. Ежедневно назначались дежурными двое: один офицер в чине поручика и выше – дежурным по полку, а другой в чине подпоручика – ему в помощь, он же считался дежурным и по лазарету. Дежурный находился безотлучно в районе расположения полка, в свободное время в дежурной комнате при офицерском собрании; на занятия он ходил со своей ротой только в дежурной форме; помощник дежурного же никуда с передней линейки отлучаться не мог в течение круглых суток; для дежурного была поставлена палатка как раз в середине расположения полка, где стояло знамя, за караулом. В палатке был кожаный диван, стол, стул, умывальник. Отлучаться он мог, только если дежурный по полку придет посидеть за него. Это и бывало всегда – позавтракав и пообедав в собрании, дежурный [по] полку шел на переднюю линейку сменить своего помощника, который шел в собрание, в свою очередь, позавтракать или пообедать.

По вечерам в 9 часов происходила перекличка по ротам во всем лагере, чтобы убедиться, что все нижние чины на лицо. По окончании переклички все выстраивались на передней линейке. Дежурный по полку в 20-ти шагах впереди ее, помощник – в 10-ти. Взвивалась ракета на дежурной батарее, по которой барабанщики начинали бить «зорю», музыканты подхватывали, затем играли «Коль славен», раздавалась команда «на молитву, шапки долой», и по всему лагерю раздавалось пение «Отче наш», затем «накройсь» и отбой.

На мою долю один раз и мне пришлось удостоиться быть назначенным помощником дежурного по полку, когда дежурным был наследник. Помню, до чего он был деликатен и любезен, он не только сейчас же, не задерживаясь в столовой по окончании завтрака или обеда, шел меня сменить, чтобы я мог пойти позавтракать или пообедать, но еще несколько раз в течение дня приходил ко мне, сидел со мной, предлагал мне пойти к себе, что он побудет на передней линейке за меня. Вообще он поражал своей воспитанностью, любезностью и деликатностью. Держал он себя исключительно просто, видимо, наслаждаясь отсутствием в полку придворного этикета, был, можно сказать, хорошим товарищем и, стараясь не выделяться среди офицеров, смешивался в их массе. Мы держались все тоже просто, как со старшим товарищем, но, конечно, никогда не забывали, что перед нами наследник престола. Вечером в собрании после обеда он не оставался долго, аккуратно в 9.30 вечера уходил к себе, этого требовал всегда его воспитатель генерал Данилович, так как утром часто занятия начинались в 6 часов, и надо было, значит, встать в 5 часов, чтобы быть готовым и придти в роту до прихода ротного командира. Генерал Данилович представлял собой старого требовательного и педантичного воспитателя и не всегда тактичного, как мне казалось. Называл он цесаревича не «ваше высочество», а «Николай Александрович», часто подходил к нему и что-то говорил вполголоса. Только во время несения службы цесаревичем Данилович был далеко от него. Мне казалось, что присутствие Даниловича неприятно наследнику, хотя наружные отношения его к своему воспитателю были безукоризненно корректны. Но такие случаи, которые и меня, и всех других офицеров коробили, не могли, конечно, быть приятными наследнику.