Воспоминания

После нескольких дней празднования, обедов, приемов мы отправились в поездку по стране, Дмитрий сопровождал нас. Мой муж как герцог Сёдерманландский имел небольшой загородный дворец в двух часах езды на поезде от Стокгольма. Здесь нас ожидала торжественная встреча, вся провинция вышла приветствовать своего герцога и его жену. Мы уже безумно устали от всех этих приемов, это оказалось самым трудным. Целыми днями в парке было полно людей, они смотрели в окна нижнего этажа вдоль всего дома. Нам и есть приходилось на публике, словно мы находились в витрине: в столовой было три больших окна и застекленная веранда.

Через несколько дней Дмитрий вернулся в Россию. Мы с мужем остались одни, не считая баронессу Фалькенберг и капитана Клеркера, адъютанта мужа.

Можно было наслаждаться покоем после всех волнений свадебного путешествия и прибытия в Швецию. Баронесса и капитан тактично оставляли нас наедине. Остается предположить, что они времени зря не теряли, поскольку вскоре тоже отпраздновали свадьбу.

Мне было довольно скучно. Я очень тосковала по родине. Летом приехал мой юный дядя принц Кристофер и провел у нас несколько дней. Очень живой и веселый, он скрасил мне жизнь, я жалела, когда он уезжал. А осенью, как и было обещано, вновь приехал Дмитрий, и мы отправились в круиз на паруснике среди островов вдоль побережья Швеции. Днем мы плыли, а вечерами бросали якорь в какой нибудь маленькой гавани или высаживались где нибудь на острове, часто необитаемом, купались между скал, готовили еду на костре. Мы славно провели те недели.

На следующую осень Дмитрий приехал снова, и мы опять совершили путешествие на яхте. Мне нравилась такая жизнь, простая, спокойная, без всяких условностей. Иногда я сама вставала к рулю, и принц учил меня вождению яхты. Команда состояла из трех человек и был еще стюард, который убирал каюты и готовил еду. Мне приходилось управляться без горничной, и я вспоминаю, как мучилась со своими волосами, которые никак не удавалось привести в порядок. В конце концов я придумала выход: заказала себе парик!

Но с париком оказалось еще сложнее, чем с собственными волосами, поскольку я не умела делать прическу. Начать с того, что его нужно было расчесывать, а это занятие не из легких: уверяю вас, парик расчесать труднее, чем спутавшиеся волосы на голове. Как я ни старалась, он всегда походил на разметавшийся стог. Каждое утро, устав бороться с ним в своей каюте, я в растрепанном виде поднималась на палубу с париком в руках, и здесь, усевшись где нибудь и не обращая внимание на поддразнивание, принималась бороться с ним. Расчесав парик, я пыталась пристроить его так, чтобы он закрыл мои волосы, но не так то просто было этого достичь, всегда несколько прядей выбивались. Голова от парика становилась такой большой, что на нее не налезала шляпа. А кроме того, под париком голове было жарко. Сколько же мне это доставило неприятностей!

Спустя десять дней мы вернулись в Стенхаммер, и Дмитрий уехал в Россию. В октябре мы покинули загородный дом и переехали во дворец в Стокгольме. Комнаты, которые мы занимали, были большими и темными, с великолепной обстановкой, которой было недостаточно, чтобы их заполнить, и со стенами, увешанными старыми гобеленами.

2

Той осенью я узнала, что у меня будет ребенок, и хотя физически чувствовала себя хорошо, пребывала в растрепанных чувствах, впала в хандру. Принц после перерыва вернулся к исполнению своих обязанностей в генеральном штабе военно–морских сил, и я видела его только вечерами. Праздность и одиночество угнетали меня. Я занималась вышиванием, пыталась читать, но, поскольку образование мое было весьма поверхностным, из чтения я ничего не извлекала. Я не была приучена к серьезным книгам и систематическому изучению выбранной темы. Во мне не был пробужден дух изыскания, анализа и способности сравнения. Я жила в окружении традиций и воспоминаний о великих временах, не осознавая их и не идентифицируя себя с ними. История Швеции, дворец, музей, коллекции предоставляли широкие возможности, но я даже не помышляла об этом.

Я подумывала о занятиях благотворительностью. Это всегда было главным делом тети Эллы и ее окружения. Но, похоже было, здесь, в Швеции, в такой помощи никто не нуждался. Все было замечательно организовано, и мне свои силы приложить было некуда.

Хотя мое здоровье не давало малейшей причины для беспокойства, мы почти не бывали в обществе, а меня окружили такой заботой и такими мерами предосторожности, что в конце концов я сама поверила в собственную слабость.

Прошла зима. Я страстно желала присутствия рядом кого нибудь из близких, горько сожалея, что у меня нет матери. Тетя Элла отказалась приехать ко мне, она была поглощена созданием женской общины и не могла, написала она, обходиться без своего дела.