Читаем Воспоминания полностью

Из серьёзных биологических курсов нам остались только описательные «Ботаника», «Зоология», «Анатомия и физиология». После Лысенковской сессии ВАСХНИЛ обобщающий курс «основ дарвинизма» стал собранием рассказов об яровизации и других агроприёмах, об отсутствии внутривидовой борьбы, а тем временем в стране сажали лесополосы, используя квадратно-гнездовой метод посева. Уже в начале 1960-х годов, более или менее представляя основы генетики, я прочитал в какой-то центральной газете статью Т.Д. Лысенко, где он говоря о «наследовании приобретённых признаков», иллюстрировал это «экспериментом», в котором жирность молока коров подымалась, когда их поили отходами с шоколадной фабрики.

Курс химии казался мне не очень интересным, хотя и заинтересовал немало моих одноклассников. Я запомнил из него иерархию химических активностей, запомнил, что BaSO4 – единственная нерастворимая соль серной кислоты (и сейчас понимаю, что со мной делают, когда предлагают «выпить барий» при рентгене желудка). И только уже в Новосибирске, преподавая квантовую механику, я обнаружил, что основные сведения о строении атома, о принципе Паули и т.п. студенты приносят из школьного курса химии.

С курсом физики в школах страны дело обстояло неважно. До революции физики в России почти не было, и хорошей традиции преподавания тоже не было. В значительной части советская физическая наука возникла как «дочка» немецкой и английской с принятием немецкой традиции преподавания. Возникновение и бурное развитие физической науки в стране сопровождалось (особенно после войны) изъятием почти всех достойных людей в промышленные НИИ с соответствующим оголением школ. Поэтому хорошее школьное обучение по физике было скорее исключением, чем правилом, средний школьный учитель по физике в хорошем случае добросовестно изучал предмет по (не очень хорошему) стандартному учебнику, сохранявшему следы идеологизации из «Материализма и эмпириокритицизма» Ленина. К концу моих школьных лет появился «Элементарный учебник физики» Ландсберга, полезный для самостоятельного обучения, но не подкреплённый набором задач и предложениями по самостоятельному эксперименту в школах.

В 1948-51гг. (7-10 классы) я учился в 401 школе Москвы в Верхних Сыромятниках, на берегу р. Яузы. Из учителей с нежностью вспоминаю математика Александра Марковича Бабада (попавшего в школу из МВТУ во время кампании против космополитизма). Зная о моих занятиях в математическом кружке МГУ, он давал мне свободу и полезные указания. Он умер через 2 года после нашего выпуска. Помимо моих кружковых занятий математикой, я увлёкся устным счётом, мне любопытны были разные признаки делимости, разложение на простые множители и т.п. Полученный при этом опыт оказался очень ценным в моей жизни. Для меня выкладки в прослушиваемых лекциях и докладах никогда не составляли трудности, а громоздкие вычисления и численные оценки в моих работах делались без особого труда.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное