Воспоминания

– Лесового не видал я никады. А заводило меня немало в лесу. Вот на покосе, у леса тут, недалече, у речки – покос. Пойду рано-рано. Ну, возьмешь бутылку, от усталости сил набраться. Ну, взял раз и спрятал в стог. Косишь, косишь. Полудня пришло. Закусить надо. Достал из кошелки ватрушку, яйцо, грибков-груздей. У стога, думаю, отдохну, закушу. Полез, ищу бутылку глотнуть. Глотнул – чего… вода! Вот, это кто? Он, сукин сын, лесовой выпил. Да чего еще – слышу, в лесу смеется. Я туды. Думаю, постой. Да с косою, за ним. А он дале смеется. Бегу. Устал. А он дале. Ну, вернулся. И закуски нет. Вот что он делает, а? А видать – нет, не видал. И какой он – не знаю. Только жулик – это верно, лесовой-то.

– Сапожник недалеча, Серега, живет. Мастер хороший, – вступила в разговор лесничиха. – Сапоги шил новые, для трахтирщика Треухова. В Лавцы понес ему. Ну, отдал. Ну, тот ему заплатил, да и спрыснули сапоги, выпили. А Серега разгулялся, да все деньги и пропил. Наутро ра-а-но домой пошел, выпивши. Идет и песни поет. Только на мостик ступил, в овраге тута… слышит, а за ним кто-то идет и говорит: «Пропил сапоги-то.» Серега оглянулся и видит, за ним сапоги-то его идут одни. Он с моста – прямо в воду и орет «караул!». Слышно нам. Вот он, – указала она на своего мужа, – и побег, да его и вытащил. Его в Петров возили, в больницу. У его горячка от страху приключилась.

– Ну, это черт знает, что такое! – сказал, встав, Василий Сергеевич. – Сапоги одни ходят. Как к вам ни приедешь, все чертова чепуха начинается. Места находите! Невиданно.

– Это компас привел. Я-то тут при чем.

– Да уж и компас. Я теперь по компасу этому твоему ни шагу, – сказал Тучкову Василий Сергеевич.

– Позвольте, позвольте… – обиделся Павел Александрович.

И, обратившись к землемеру, протянул ему компас.

– Вот, посмотрите, – плох компас? Прошу вас.

Землемер посмотрел на компас, повертел, в руках и сказал:

– Это не компас.

– Как не компас?

– Нет, это беговые часы для скачек.

– Что ж это такое? Как же это? А ты, Павел, нас водишь! – засмеялись мои друзья.

Павел Тучков взял часы, спрятал их в футляр, обиженно посмотрел на всех нас и сказал:

– Ну, довольно, довольно.

Васина супруга

Приехал ко мне в деревню приятель с женой. Пара была статная. Вася – великан, сажень в плечах, здоровенный. Она – тоже большого роста, красивая, румяная. Темные глаза, ровные жемчужные зубы и большой, какой-то положительный рот. Говорила немного нараспев и вкрадчиво. Была у нее дочь от первого брака, тоже большая и тоже положительная, хорошо училась и занималась живописью.

За обедом супруга спросила, что стоят в деревне яйца и творог. Я не знал.

– Ну вы все такой же, в облаках живете. А куры почем?

– Три рубля, – ответил я.

– Три рубля курица! Ну вот. А ты говоришь – деревня. В деревне все дороже.

– Да ведь это он нарочно, – вмешалась моя сестра, – разве это можно, чтобы три рубля? Зря болтает.

– Нет, не нарочно. Сама помню. Жили мы в Листвянах на даче, Вася курицу захотел к обеду. Я послала. Так тоже говорили – два или три рубля.

– Что же, – поинтересовался я, – купили?

– Нет… Вы подумайте. Принесла баба курицу – худющую. «Сколько?» – спрашиваю. «Два рубля». Я и говорю: «Ты в Бога веруешь?» А она в ответ: «Я, – говорит, – вам не Бога продаю, а курицу». Повернулась и ушла. Подумайте! Нет, жить в деревне нипочем не стану.

Обед продолжался.

Посмотрев на мужа, она опять спросила:

– Ложки серебряные?

– А что? – удивился я.

– Не стала бы держать серебряных в деревне.

– Как же не стала бы, – вмешался муж, – да ведь у нас на даче тоже серебряные?

– На даче другое, – ответила супруга не без строгости и губы сложила бантиком. – Дача все же не деревня, там почище. Здесь все глаза пялят, и прислуга тоже скажет «серебро». Не очень-то хорошо.

Подали клубнику. Супруга не унималась.

– Своя?

Она посмотрела на мужа.

– Стоит ягоды собирать! Столько хлопот! В Москве прямо с лотка, и заботы нет.

Так, в милых и положительных разговорах, прошел обед.

Чай пить мы пошли ко мне в мастерскую. Там на мольбертах стояли мои недоконченные картины.

Глядя на картины, она опять спросила:

– А вот рамки, я думаю, тоже дорого стоят?

– Дорого, – согласился я.

– А без рамок кто же купит? И повесить-то некуда.

За чаем разговор шел о том, сколько сахару кладется в варенье и что в Москве варенья готового сколько угодно и дешевле.

Потом мы отправились с Васей на реку ловить рыбу. В лодке на чудесной реке Нерли, у леса, как-то сразу стало хорошо и вольно. Цветные поплавки весело прыгали на светлой и ровной поверхности воды. Вечерело. Камыши и кусты ольхи ярко отражались у берегов. Насвистывала иволга. Когда поплавки окунались, мы вытаскивали горбатых окуней, золотых язей.

На бугре показалась жена.

– Что, ловится? – издали спросила она.

В это время Вася вытащил окуня.

– Ах, прелесть, они вкусны, как сахар, – радовалась супруга. – А я по грибы пойду. Вот нашла подосиновик. Хоть и не едят их в Москве.

– Ушла, – сказал Вася и, вынув из кармана бутылку, разом выпил половину.

– Хочешь? – предложил он мне.

– Что ты этак коньяк пьешь? – заметил я.