Воспоминания

Зимою в этом году у Марии Николаевны очень обострилось болезненное состояние печени. В молодости она страдала от желчнокаменной болезни в очень тяжелой форме и с тех пор печень ее никогда не приходила в нормальное состояние. Во время Рождественских каникул жена моя и я поехали с нею для лечения ее в Шварцвальд, где была превосходная санатория в St. Blasien. По дороге мы остановились в Берлине, чтобы посоветоваться с известным клиницистом доктормо Эвальдом. Осмотрев Марию Николаевну, Эвальд нашел несколько серьезных пороков в ее сердце и вообще признал здоровье ее очень слабым. Он рекомендовал ей работать не более двух–трех часов в день. Этот совет был подтвержден и врачами в Сант–Блазиене. Жизнь в санатории в Шварцвальде была чрезвычайно приятна. На довольно большой высоте холод был значительный и солнечных дней было много.

Пользуясь великолепным снежным покровом, все, кто мог, в санатории, предназначенной не столько для тяжело больных, сколько для выздоравливающих и отдыхающих, катались с гор в салазках, проезжая иногда расстояние в один километр и более. Вечером, при наступлении темноты, мы с женою, тепло одевшись, садились на балкон для чтения и работы при свете электрической лампочки. В то время я подготовлял семинарий по «Критике способности суждения» Канта. На свежем морозном воздухе даже и продолжительная умственная работа была не утомительна. Вернувшись в Петербург, Мария Николаевна не послушалась врачей, продолжала усиленн оработать и дожила до очень глубокой старости.

Лето 1907 г. мы провели в Семенове. Брат Владимир, который стал владельцем этого имения, построил в нем хорошенький домик, желая, чтобы все члены семьи жили в нем летом. В этом году он и сам приехал в отпуск из Ханьдао- хедзы (Хантахеза, как упростили это название русские). Конечно, и мать моя проводила лето с нами.

В 1908 г. Екатерина Ивановна Виннер, мать Сергея Ивановича Метальникова, предоставила на лето нам свой дом в Артеке в Крыму. Здесь в конце мая у нас родилась дочь Мария. Приезжал к нам на несколько дней Д. Е. Жуковский, я поехал с ним к Михаилу Ивановичу Ростовцеву, который проводил лето в Симеизе в имении своей жены. Было условлено, что мы будем сопровождать Ростовцева в Керчь, куда он ездил каждое лето осматривать новые археологические раскопки, произведенные за год.

В Керчи мы вместе с ним через узкий вход ползком спустились в только что найденную древнегреческую гробницу. Стены ее были расписаны изображениями богов. Михаил Иванович объяснял значение каждой детали росписи, указывал на сходство изображений богов с древнехристианскою иконописью, и каждое слово, произносимое им, производило на нас глубокое впечатление. С этою древностью он сжился так, как будто был современником ее. Сложность его восприятий невольно передавалась нам, поучая нас бесконечно больше, чем это можно сделать словесными пояснениями.

Из Керчи мы с Жуковским поехали в Туапсе, где у него был небольшой участок земли. Вблизи этого городка в лесу находится «дидова хата». Мы наняли извозчика и поехали посмотреть это замечательное жилище доисторического человека. Это огромный камень, полый внутри и прикрытый сверху громадною каменною плитою. Внутрь этой полости проникнуть можно только через круглое отверстие в боку камня, сквозь которое может проползти человек. Совершенно непонятно, какими силами могло быть создано такое сооружение.

Из Туапсе мы поехали в Адлер и оттуда по вновь сооруженному горному шоссе в поселок Романовск, расположенный в живописной горной долине среди лугов с роскошными травами и девственных лесов Кавказа, поражающего своей буйной растительностью. Вблизи поселка находился недавно построенный деревянный царский дворец. Семья государя еще ни разу не приезжала в него. Когда мы осматривали дворец, управляющий в нескольких местах показывал нам, как быстро начинают разрушаться некоторые части этой деревянной постройки под влиянием климатических перемен, быстро тающих снегов, морозов, дождей и горячего солнца.

Когда мы вернулись с Кавказа, Д. Е. Жуковский поселился в гостинице в Гурзуфе и часто бывал у нас. Однажды в конце июля после завтрака он отправился в Суук–су, чтобы сесть там на местный пароходик и поехать куда‑то. Я пошел провожать его. Дорогою Жуковский задал мне вопрос о том, что представляет собою эмпириокритицизм Авенариуса. Я стал оживленно излагать ему основное содержание «Критики чистого опыта». День был особенно жаркий; солнце пекло нас неумолимо. Вдруг я почувствовал себя дурно, но успел, к счастью, добраться до тени деревьев вблизи дороги и лечь на землю. До потери сознания дело не дошло, но сердечная слабость была очень велика. Только вечером мы могли с трудом добраться до Суук–су, хотя находились очень близко от него.