Воспоминания

— Это все не для меня. Для меня все кончено!

Через несколько дней после моего посещения страдания его прекратились навеки.

Где вы, мои юные, беспечные школьные товарищи? Грозные политические катаклизмы, потрясшие мир, оборвали все нити, связывавшие нас. Судьба лишь очень немногих известна мне.

Вежливый, аккуратный остзеец Сережа Брискорн, фантазер и выдумщик, пал смертью храбрых во время первой империалистической войны. Революция застала шумливого, веселого сердцееда Костю Уварова — сына нашего законоучителя — в Праге. Там он женился на дочери какого-то профессора, сам чуть ли не стал профессором, преуспевал, но вторая война верно разрушила и его семейный очаг. Степен ный, серьезный Саша Бабурин погиб во время второй Отечественной войны, пав жертвой неосторожного обращения с автоматом. Редко, редко встречаю я на улицах Москвы флегматичного бонвивана Васю Киселева, главного пропагандиста идей Художественного театра — ныне он похудел, постарел, облысел и где-то бухгалтерствует. Иногда на моем горизонте появляется Ваня Ившев, наш классный зубрила, — он совсем растерялся от событий, стал полусумасшедшим, ходит почти в рубищах, пьет. Куда разбросала жизнь остальных, мне неизвестно…

Поступление в реальное училище не заставило меня отказаться от моих занятий живописью. По совету моего учителя И. О. Дудина, дабы совместить школьные занятия с уроками рисования, я поступил в студию К. Ф. Юона и И. О. Дудина, помещавшуюся на Арбате. Это было тем более своевременно, что было уже необходимо работать над зарисовками, над пятиминутными набросками человеческих фигур. Здесь я познакомился с новым преподавателем Константином Федоровичем Юоном. Он сразу усмотрел мою тягу к портретной живописи и стал меня совершенствовать по этой специальности. Константин Федорович почти никогда не учил показом, зато он имел исключительный дар заставлять учеников видеть натуру, изучать ее и с полуслова понимать, чего добивается учитель.

— Хорошо, — говорил он своим тихим, вкрадчивым голосом, склоняясь над рисунком ученика, — и пропорции верны, и сходство есть, но нет самого главного — характерности. Посмотрите-ка повнимательнее на это лицо. Каждый человек имеет свои особенности. Вот этот, он весь составлен из цилиндров — и нос у него цилиндрический, и губы, и веки, и даже щеки, да и вся голова — цилиндр. А другой весь состоит из треугольников или квадратов. Подобные лица можно изображать одними геометрическими фигурами — это и делают кубисты, но тогда это не рисование, а черчение. Это отказ от искусства. Это примитив. В том-то и состоит задача — передать характерность и сохранить мягкость и благородство рисунка.

Занятия в студии Юона были для меня большим отдыхом и увлекали до самозабвения. К сожалению, война и порожденные ею тревоги не дали мне возможности продолжать мои занятия живописью.

Поступление в училище заставило меня прекратить свои занятия гимнастикой в «Турнферейне», а вместе с тем именно физическое воспитание было поставлено в школе из рук вон плохо. Существовал гимнастический зал, но им почему-то, кроме малышей, никто не пользовался. В последнем классе появилась модная тогда организация «бойскаутов», но популярностью она не пользовалась. Усиленно насаждаемая правительством, она справедливо рассматривалась как нечто политическое и реакционное. Не надо забывать, что на мою долю выпало учиться в годы мракобесия министерства Кассо, когда перед средней школой была поставлена задача не столько просвещать, сколько готовить из молодежи будущий благонадежный элемент. Нам были всем выданы особые билеты с правилами благопристойного поведения, многие параграфы которого заставляли сомневаться, не взяты ли они случайно из Полного собрания сочинений Салтыкова-Щедрина.

В них, между прочим, указывалось, что «посещение театра в учебное время не должно быть особенно часто, дабы ученики могли как можно более сосредоточить внимание на учении, как на первенствующем деле». Рекомендовалось «при встрече… с гг. министром народного просвещения… архиереем, а также… преподавателями… своего учебного заведения снимать фуражки и вежливо кланяться. Безусловно запрещалось… ношение длинных волос, а равно всяких украшений, а также тросточек и палок» и тому подобное.

Наше училище как получастное делало все возможное, чтобы обходить и не замечать циркуляры Министерства в отличие от казенных заведений, которым в этом отношении приходилось куда туже. Наши преподаватели почти открыто презирали Кассо и его клику, а мы презирали свои ученические билеты, норовя в жизни поступать как раз вопреки преподаваемым ими наставлениям.