Воспоминания

Когда в своих воспоминаниях Ю. А. Бахрушин говорит о том, что семья его мало жертвовала на церкви, то это не совсем верно. Документы говорят совершенно о другом. «Вчера, 2 ноября, в храме св. Василия Исповедника, что в Новой деревне, было совершено освящение придела в честь св. мученика Александра, сооруженного усердием благотворителя А. А. Бахрушина» (старшего. — Н. С.). «Вчера, 4 апреля, в храме св. Троицы, что в Кожевниках, было совершено освящение главной церкви, великолепно возобновленной усер-дием ктитора 11* А. А. Бахрушина. Древний шестиярусный иконостас, сооруженный около двухсот лет тому назад, вновь реставрирован и вызолочен. Святые иконы возобновлены, стены храма вновь украшены живописью по вызолоченному фону, возобновлена церковная утварь и т. д. (…) Ктитору церкви А. А. Бахрушину была поднесена в дорогом серебряном вызолоченном окладе с эмалью икона св. Троицы с надписью: «Церковному старосте Московской Троицкой, что в Кожевниках, церкви Александру Алексеевичу Бахрушину от признательных прихожан за усердие и труды по возобновлению и благоукрашению этого Храма». При подписании иконы был прочитан приветственный адрес». Так писали газеты в 1900-х годах. Бахрушины строили храмы и в родном Зарайске, недаром все колокола ликующе звонили в их честь, когда они приезжали в свой родной город. Почти при каждом их благотворительном учреждении и в Москве и в Зарайске воздвигались церкви.

Замечательно описаны Ю. Бахрушиным ежегодный торжественный прием Великим Постом в их доме чудотворной иконы Иверской Божьей матери, паломничество к мощам великого русского святого Серафима Саровского, традиционные поездки в торжественные семейные дни в Кремль поклониться московским святыням.

Хочется особо остановиться на ритуальном характере и освященных традициях всей прошлой русской жизни, что придавало ей особую устойчивость и красоту. «По раз заведенному обычаю…» — эта фраза повторяется в воспоминаниях очень часто. Что привлекает во всем укладе старой дореволюционной жизни, так это четкое разграничение прав и обязанностей каждого: в семье, производстве, в крестьянской жизни. Каждый занимался своим делом: крестьяне сеяли, врачи лечили, рабочие трудились на фабриках, женщины рожали много детей и были неутомимыми хранительницами домашнего очага.

Примерно об этом же, но в несколько ином ключе сказал в своих воспоминаниях Г. Адамович о Бунине: «Он был символом связи с прошлым, (…) как с миром, где всему было свое место, где не возникало на каждом шагу безответное недоумение, где красота была красотой, добро — добром, природа — природой, искусство — искусством…» И еще: «…я никогда не мог смотреть на Ивана Алексеевича, говорить с ним, слушать его без щемящего чувства, что надо бы на него наглядеться, надо бы его наслушаться, — именно потому, что это один из последних лучей какого-то чудного русского дня» 12* .

Ю. А. Бахрушин также один из свидетелей, если так можно выразиться, последних дней России, и книга его поэтому приобретает особое, щемяще-ностальгическое звучание. Это как бы песнь уходящей России, ее праздникам, деловой жизни, ее привычкам, причудам, ее традициям. Россия предстает перед нами как единое живое тело, как единая живая душа. Россия как дом, как общий для всех дом, теплый, хлебосольный, расцвеченный живыми и яркими красками. Это особенно ощущается в той части книги, где Ю. Бахрушин описывает путешествие со своим дядей В. В. Постниковым по Смоленской губернии, но мелким дворянским поместьям в поисках предметов старины. Уже тогда, в 1910-е годы, Бахрушины ясно отдавали себе отчет, что это «последняя страница истории дворянско-усадебного быта». Какие типы предстают перед нами, какое вселенское гостеприимство, когда, не спрашивая гостя о цели приезда, сразу начинают его потчевать и предлагать у них пожить, а прощаясь, выкатывают ему в дорогу громадные сыры. Описаны эти люди с некоторым снисходительным юмором, но нам грустно, ибо мы знаем, что потом стало и с их усадьбами и с ними самими. Интересен рассказ о Терлецких, «последышах» старых бар, у которых Бахрушины жили в Гирееве. Весь уклад жизни — барский, допотопный. Повсюду видны приметы уходящего навсегда быта вместе с причудами хозяина, с его разудальством и ширью, с праздниками и фейерверками.