Воспоминания

Летом этого года, 3 июля 1905 года, скончался мой отец в своем имении Красницы, восьмидесяти трех лет от роду. Несмотря на свой возраст, он прожил бы еще долго, если бы не несчастный случай, который с ним произошел годом раньше. Во время репетиции чистой перемены для балета «Спящая красавица» мой отец ходил по сцене, и его забыли предупредить, что сейчас будут открывать люки для подъема декораций. Он провалился в открывшуюся у него под ногами щель, но удержался локтями за края. Хотя он и не расшибся, но шок, полученный от падения, заставил докторов уложить его на время в постель. Эта перемена условий жизни повлияла на общее состояние его здоровья. Он всю свою долгую жизнь привык к кипучей деятельности, и вдруг его подвергли режиму полного покоя, что было для него совершенно нестерпимо. Правда, он вскоре поправился, но доктора советовали ему продолжать держаться известного режима. Мой отец категорически от этого отказался, говоря, что не желает себя лишать под конец жизни того, к чему он всю жизнь привык. В следующий сезон он настолько поправился, что смог снова выступить на сцене и весной 1905 года, за несколько месяцев до своей кончины, лихо танцевал со мною мазурку, будучи тогда уже восьмидесяти трех лет, что является, вероятно, единственным случаем в истории балета.

Ввиду тревожного состояния повсюду я не могла немедленно выполнить последнюю волю отца и перевезти его останки в Варшаву, в наш семейный склеп. Его забальзамированное тело было перевезено в Санкт-Петербург и временно помещено в костеле Святого Станислава. Лишь только наступило затишье, я перевезла его тело в Варшаву. Мой отец выразил желание, чтобы, когда его будут перевозить, то одновременно перевезли бы туда и останки его матери, похороненной на католическом кладбище на Выборгской стороне. После получения надлежащего разрешения от властей я поехала на кладбище и присутствовала при вскрытии ее могилы. Все, что мы нашли, мы уложили в маленький детский гробик.

Перед отправкой гроба отца в Варшаву он был перенесен из склепа в церковь для заупокойной службы. На крышке гроба было устроено окошко, и мы могли в последний раз взглянуть на дорогие черты отца, которые отлично сохранились.

Варшава помнила отца и устроила ему грандиозные похороны. Путь от вокзала до кладбища в Понвонсик пролегал через пригороды. Ничто не нарушило спокойствия печального шествия. Над нашим семейным склепом я построила застекленную часовню. В этот же склеп мы опустили гроб с останками моей бабушки. Там уже был похоронен мой дед, знаменитый тенор и актер.

Потеря отца была для меня очень тяжелой и чувствительной утратой. С его кончиною порывалась дорогая для меня связь с моим детством, когда, благодаря ему, благодаря его горячей любви к сцене, я полюбила мое искусство. Теперь, с его уходом в лучший мир, и театр как-то отошел на время от меня.

Исполнив последнюю волю отца, похоронив и бабушку в семейном склепе, я уехала за границу, где прожила всю зиму 1905/06 года.

Осенью 1905 года я поехала вместе с сыном на юг Франции, в Канны, где остановилась в гостинице «Дю Парк», за городом. Со мною поехали только няня моего сына и моя горничная. Андрей уехал ранее меня и до моего приезда жил в Ницце. Потом я выписала из Петербурга Мишу Александрова, нашего балетного артиста. Он был сыном балетной артистки Александровой, а его отец был князь Долгоруков, брат княгини Юрьевской. Он был всегда безгранично весел, и даже тогда, когда у него были неприятности. В обществе он был совершенно незаменим, все его знали и любили.