Читаем Воспоминания полностью

В журнале «Семейные вечера» Александра Григорьевна начала печатать повесть «Комариха» — из жизни сельского духовенства. Но быт священников был изображен в этой повести так мрачно, так много было картин запойного пьянства, что цензура приостановила печатание «Комарихи», а отдельным изданием эта талантливая повесть, написанная чисто тургеневской манерой, так никогда и не вышла. Как бы в противовес «Комарихе» Александра Григорьевна нарисовала идеальные образы сельских священников в рассказах «Божье дитя»[69] и «Валетка»[70]. Особенно любила моя бабушка типы простых, скромных и добрых людей. Одним из любимых ее героев был Максим Максимович из «Героя нашего времени». И таких Максимов Максимовичей много рассеяно по ее произведениям. Подобно Диккенсу, Александра Григорьевна соединяла с нежностью и некоторой сентиментальностью легкий юмор, а иногда и злой сарказм. Одна ее повесть, где изображалась жестокость и развращенность крепостного права, так и осталась ненапечатанной. Она не решалась напечатать ее потому, что уж очень в неприглядном свете была там изображена ее свекровь Марфа Григорьевна…

Литературные вкусы Александры Григорьевны были очень односторонние. Поклоняясь Диккенсу, Тургеневу, Лермонтову и Жуковскому, она была равнодушна к тем произведениям искусства, в которых есть титанизм, где самый беспощадный реализм сливается с глубочайшей символикой. Ей были чужды: все греки, Библия, Данте, Шекспир, Достоевский. К музыке, которой увлекался Михаил Ильич, постоянно бывавший в итальянской опере, Александра Григорьевна была довольно равнодушна.

Старший сын Коваленских Михаил был хрупким, нежным, музыкальным. По сохранившимся письмам его к матери в нем виден юноша романтический, напоминающий героев Гофмана. Второй сын Николай с молодых лет посвятил себя живописи, увлекался охотой, был очень активен, остроумен и несколько надменен и высокомерен. Его мировоззрение слагалось под воздействием двух начал: «дяди Бекетова» и кружка профессоров-естественников, с одной стороны, и вольтерьянства, которым он питался в дедовской библиотеке. До конца жизни он сохранил отвращение ко всякому мистицизму и церковности, презирал новое искусство с его символическими устремлениями и оставался учеником Репина, Поленова и Семирадского[71]. Мы увидим далее, что он и моя мать были прямым отрицанием друг друга. И Михаил и Николай обучались дома и круглый год жили в Дедове. Подготовлял их к университету студент Николай Васильевич Есипов, сестра которого под именем «Наночки» вошла в семью Коваленских. У Николая Васильевича возникла взаимная любовь со старшей дочерью Коваленских Александрой, и дело, вероятно, кончилось бы браком, если бы Николай Васильевич не умер вскоре от чахотки. Михаил и Николай одновременно сдали экзамен в университет и переселились в Москву. С этих пор они наезжали в Дедово только по праздникам и на лето. Однажды мартовским вечером Александра Григорьевна сидела перед окном, поджидая сыновей. Она с тревогой смотрела на темное небо, и ей закрадывалось в душу тяжелое предчувствие. Наконец на балконе раздались быстрые шаги Коли, он приехал один: старший брат Миша заболел в Москве. Вскоре он умер. Отец Михаил Ильич простудился после похорон и получил неизлечимую болезнь. Это был первый удар в семейной жизни Коваленских.

В университете братья Коваленские подружились с молодым студентом Александром Федоровичем Марконетом[72], который стал постоянным гостем в Дедове. Это был живой, красивый, черноглазый француз. И теперь на Спиридоновке, недалеко от Большого Вознесения, можно видеть белый двухэтажный дом, принадлежавший когда-то Марконетам[73]. Во дворе виднеется флигель, где когда-то жил старик Марконет, обрусевший француз, классик и поклонник Цицерона, которого он почитывал летними вечерами в своем садике. Флигель Марконетов стоял сзади, окруженный пустырями, семья жила в большой тесноте и бедности. Не легко было старикам выходить трех сыновей и двух дочерей и дать им образование. Но старший из сыновей Гаврила Федорович стал известным гинекологом, построил несколько домов около ветхого флигеля, где проводил детство[74]. Мой дядя Александр Федорович стал много зарабатывать адвокатурой; а третий брат — Владимир Федорович, учитель истории в московской первой гимназии, доживал свой век холостяком в том флигеле, где когда-то вырастал со своими братьями.

Попав в Дедово, молодой Марконет мгновенно влюбился в старшую дочь Коваленских — Сашу. Ее нельзя было назвать красивой, но розовое ее круглое личико было веселое и доброе, она была резва, «как козочка», и превосходно пела арии из итальянских опер. Очень скоро Марконет женился на Саше Коваленской, и супруги зажили счастливо.

Перейти на страницу:

Все книги серии Россия в мемуарах

Воспоминания. От крепостного права до большевиков
Воспоминания. От крепостного права до большевиков

Впервые на русском языке публикуются в полном виде воспоминания барона Н.Е. Врангеля, отца историка искусства H.H. Врангеля и главнокомандующего вооруженными силами Юга России П.Н. Врангеля. Мемуары его весьма актуальны: известный предприниматель своего времени, он описывает, как (подобно нынешним временам) государство во второй половине XIX — начале XX века всячески сковывало инициативу своих подданных, душило их начинания инструкциями и бюрократической опекой. Перед читателями проходят различные сферы русской жизни: столицы и провинция, императорский двор и крестьянство. Ярко охарактеризованы известные исторические деятели, с которыми довелось встречаться Н.Е. Врангелю: M.A. Бакунин, М.Д. Скобелев, С.Ю. Витте, Александр III и др.

Николай Егорович Врангель

Биографии и Мемуары / История / Учебная и научная литература / Образование и наука / Документальное
Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство
Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство

Не все знают, что проникновенный лирик А. Фет к концу своей жизни превратился в одного из богатейших русских писателей. Купив в 1860 г. небольшое имение Степановку в Орловской губернии, он «фермерствовал» там, а потом в другом месте в течение нескольких десятилетий. Хотя в итоге он добился успеха, но перед этим в полной мере вкусил прелести хозяйствования в российских условиях. В 1862–1871 гг. А. Фет печатал в журналах очерки, основывающиеся на его «фермерском» опыте и представляющие собой своеобразный сплав воспоминаний, лирических наблюдений и философских размышлений о сути русского характера. Они впервые объединены в настоящем издании; в качестве приложения в книгу включены стихотворения А. Фета, написанные в Степановке (в редакции того времени многие печатаются впервые).http://ruslit.traumlibrary.net

Афанасий Афанасьевич Фет

Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес