По старинной, со времени жизни в Приангарье, традиции — на работу и с работы я — пешим ходом. То же — в Москве. Тем более, когда летом 1962 года получил Госстроевскую квартиру по Дмитровскому шоссе в Локомотивном. До Института от дома по тропочке пять километров Берёзовой аллейкой вдоль полотна Савёловской железной дороги… Интересно… Район, вроде заселён — а попутчиков нет! Хотя по дороге не без памятных мест… Вот, на стыке Дмитровского шоссе с Октябрьской (Николаевской) железной дорогою, памятная отметина; Точка у левого, в сторону центра Москвы, откоса. Здесь в 1962 году рулимая (или ещё как это назвать?) легендарным учёным–физиком Львом Ландау, — набухавшемся до риз положения на проводах коллеги из Подмосковной ДУБНЫ в Ленинград, — и набитая пьяными их друзьями легковушка, во время бесшабашной гонки по зимнему, в снегу и люду, Дмитровскому шоссе врезалась на полном ходу — лоб в лоб — в тянущийся по обочине грузовик… Смятая свалилась вниз. Под насыпь. Под бок к стоящему на колёсах и тоже покарёженному ЗИСу с потерявшим рассудок водителем… Мирно и тихо провалявшись там с бесценным грузом около трёх суток. Дальше что произошло — всему миру известно… Кроме, быть может, того, что просравшая самого оберегаемого как зеницу ока ядерщика страны славная охрана его, — вкупе с вечно бдящими службами государственной безопасности, — искала эти трое суток Ландау где угодно, только не там где он исчез (с экран, как говорится при происшествиях в авиации)… Очухавшийся наконец от удара шофёр грузовика сполз с откоса глубже. Оклемался. В одиночестве (проезжающим по верху картинка в глубине откоса видна не была; место стыка шоссе с железной дорогой — безлюдный пустырь) на снежный буран из измятого уже бывшего средства передвижения выволок трупы. Сообразил, что один из них, вроде, жив. Затащил в свою машину. И не спеша отволок в ближайшую 50–ю больницу Тимирязевского района города что позади Академии. Там пострадавшего (или труп) попридержали — спешить некуда! Дальше пошла–поехала рутинная бодяга с тряпками и койко–местами… Меж тем, шли лихорадочные поиски великого физика, исчезнувшего, — возможно, — где–то меж Институтом в Дубне и Ленинградским вокзалом. Поднятым с постели Хрущёвым поиск, — в державном ужасе, — расширился до всесоюзного пока! Как так: кто–то, может американцы, спёрли самого главного! Приготовили, придержав, самые громкие медицинские фамилии, запросили у не раз обсераемых Москвою правительств мировые силы хирургии…
И пока силы эти тоже снимали с собственных коек и копили в аэропортах, расшевелились и врачи 50–й!
Словом, пока Ландау искали и всем миром готовились спасти, самого его из морга вернули, положили на стол. И простые советские лепилы, представления не имея кого режут, проделали серию НЕОБХОДИМЫХ ОПЕРАЦИЙ. Оцененных наукой как классические. Оживили покойника. И не возвратили стране целого физика потому только, что нечего уже было что возвращать…
Нобелевскую премию Льву Ландау, награждённому, по–видимому, за особое управление машиной, — привезли в больничную палату. Всё!
* * *
На памятном месте встречи легковушки с грузовиком сошлись мы однажды с жителем барака по тому же Локомотивному проезду Женей Бондарём. Но гуляя на работу переть предстояло ему дальше моего — служба его на Ильинке у Красной площади. Был он тогда Зав. Отделом Совмина СССР…
Так стали мы гулять вместе. В одну сторону.
Перезнакомили Женю, с его уровнем почти что, Фоминым и Косюшкою. Получилось что–то вроде товарищества Трёх служилых… мушкетёров и, само собою, начинающего Д, Артаньяна. Неплохо получилось: долго продружили… Очень долго… До поминавшегося уже скандального, позорного и, само собой, достойного её развала Державы… Как–то само собой начались наши крамольные беседы — ленивый дурак не понимал что дело движется к концу союза нерушимых…
К тому времени начали складываться отношения и во вновь организуемом коллективе моей Лаборатории. Самым естественным образом перезнакомились, сошлись и подружились четверо новых её сотрудников. Борис Иванович Березовский, старшим лейтенантом сумевший удрать какой–то очень сложной демобилизацией аж с самой Чукотки (откуда никого не демобилизуют!). С супругой Марией Ильиничной — начинающим стоматологом. По окончании им Военно–инженерной академии им. Куйбышева оказался он в ледяных местах пострашнее классической знойной Кушки. Перессорился там с кем только можно. Всем надоел. Достал всех. И вот, — благодаря энергии жены, — сумел слинять обратно аж в саму Москву.