Воспоминания ангела-хранителя

– Возможно, в будущем люди будут судить об этом иначе. Через двадцать лет он может стать знаменитым на весь мир. Почем ты знаешь? Час назад ты сама говорила, что в будущем его будут считать великим пионером.

– Но я не живу в этом будущем, Берт, я не живу в бесклассовом обществе. Мои вкусы сформировал капитализм.

– Ты человек милый, но непоследовательный. Ты только что говорила совсем другое.

– Вовсе нет. Сейчас я говорю о моем субъективном впечатлении, о моем личном отношении к синим картинам Ренсе. Но вовсе не утверждаю, что с объективной точки зрения он неправ. Вовсе не утверждаю. Но я человек сегодняшнего дня, а Ренсе, если действительно что-то собой представляет, – человек будущего. Я же не могу заставлять себя чувствовать не то, что чувствую? Это было бы неискренне!

– Но Ренсе от этого не легче ни на каплю. Для Ренсе все выглядит очень кисло.

Когда они подъехали к вилле, в комнатах уже был включен свет и фонарь над входной дверью тоже горел, освещая машину Эрика, сверкавшую хромированными деталями.

– Значит, Эрик уже взял ключи у Лины, – сказала Мими.

– Быстро же она его отпустила!

– Возможно, ее муж вернулся.

– Нет, этого не может быть. Он ведь в армии! Когда армия капитулирует, солдаты не расходятся просто так по домам. Их берут в плен.

– Ты так думаешь? Какой бред.

Альберехт посмотрел на дом Лины и увидел, что там тоже горит свет, но только в двух окнах, остальные окна темные. Он въехал в сад и поставил машину под сливу. Выключив мотор, почувствовал громкий шум в ушах и подумал: «Я бы хотел много дней подряд не садиться за руль».

Все в округе выглядело таким мирным и таким целым, как будто нет никакой войны. Даже пожара в Роттердаме отсюда, с земли, не было видно.

Эрик сидел на пуфе посередине гостиной. Играло радио.

– Бога ради, не надо радио, – сказала Мими и выключила звук.

Эрик уже снял пиджак и развязал галстук. Рядом с ним на полу стояла керамическая бутылка йеневера и налитая до половины рюмка.

Герланд, стоя на коленях у одного из книжных шкафов, водила пальцем по корешкам книг и время от времени снимала с полки то одну, то другую книгу, а затем бросала ее Эрику. Эрик раскладывал их вокруг себя невысокими стопками.

– Что ты собираешься делать? – спросил Альберехт.

– Хочу их сжечь, – сказал Эрик, – все-все сжечь. Если сюда заявятся фрицы, то мне совершенно неохота, чтобы меня немедленно замели из-за нескольких запрещенных книжонок.

– Откуда ты знаешь, какие книги запрещенные?

– Это понятно и ребенку. Вот смотри: Герман Раушнинг, «Разговоры с Гитлером». Самые острые моменты переводчик выпустил. Но все равно. Когда Адольф злится, он катается с пеной у рта по полу и кусает ковер. Вот еще. Томас Манн. Сейчас в Америке. Проклял Гитлера. Запрещен. А тут его брат – Генрих Манн. Написал книгу «Верноподданный». Читал? Нет? Рекомендую прочитать. Тогда бы ты понимал, какие свиньи задают тон в Германии. Причем он написал это задолго до того, как Гитлер пришел к власти. Если не боишься, можешь взять. При условии, что ты мне ее не вернешь.

Эрик протянул «Верноподданного» Альберехту, но тот не пошевелился. Эрик не стал настаивать и положил роман на одну из стопок.

– Где ты их собираешься сжигать? В камине?

– В саду. Камин для этого мал.

– Собрание сочинений Гейне, – сказала Мими. – Им тоже не понравится?

– Ты еще спрашиваешь! Гейне! Не только еврей, но и социалист.

– Но он уже так давно умер, – заметила Герланд.

– Все равно давай его сюда, – сказал Эрик и сделал большой глоток йеневера.

Это было великолепное издание, в натуральной коже, шесть или семь томов, Альберехт не успел сосчитать.

Герланд вынул их из шкафа, и они упали в беспорядке на пол.

– Я тебе помогу, – сказала Мими и села на корточки рядом с Герланд у книжного шкафа.

Альберехт открыл двери в сад, вернулся и отнес порцию книг на террасу. Где лучше развести костер? У края террасы, не слишком близко к дому? Или на траве? Где огонь хорошо разгорится, но дому ничего не сделается? Он стоял в нерешительности с собранием сочинений Гейне в руках. «Никогда не читал, – размышлял он, – может быть, несколько стихов в школьные годы, но я уже не помню, о чем. Единственное, что я делаю с книгами этого поэта, – я их сжигаю».

Альберехт решил устроить костер на траве. Поставил книги стоймя, приоткрытыми, решив, что так они будут гореть лучше, чем лежа на земле в закрытом виде. Вернулся в комнату за новой партией книг.

Мими с Герланд все подносили и подносили книги к ногам Эрика. Тот брал их по очереди в руки, открывал, опять закрывал. Прощался со своими книгами и подливал себе йеневера.

Альберехт взял ветки и поленья, приготовленные для разжигания камина, отнес на улицу и разложил среди книг. Пока раскладывал их, сидя на корточках, услышал за спиной шаги по гравию. Обернулся и посмотрел вверх.

«Уже во второй раз я смотрю на нее снизу вверх», – подумал он.

Лина была в летнем полотняном платье белого цвета, без чулок, юбка на палец не доходила до колена. Поверх платья она надела вязаную шерстяную кофту, которая, оттого что Лина сложила руки на груди, туго обтягивала ее бюст.

– Сжигаем книги?