Воспоминания бурского генерала: Борьба буров с Англиею

— Генерал, разве вы не знаете африканца? Ни вы, ни я не можем отрицать того, что он не имеет понятия о дисциплине.

Бюргеры должны побывать дома и, вернувшись, сражаться с обновленным мужеством.

Я, конечно, не мог надеяться, чтобы все бюргеры вернулись назад; но я предпочитал иметь десяток человек, которые желали бы сражаться, нежели сотню нежелавших.

В это время президент Штейн объявил Кронштадт резиденцией правительства; оттуда исходили с этого времени все распоряжения.

20 марта 1900 г. в Кронштадте состоялся военный совет, на котором присутствовало 40–50 офицеров. Президент Штейн председательствовал в присутствии всеми уважаемого престарелого президента Крюгера, дожившего до седых волос в своих заботах о родине. Высшие офицеры, присутствовавшие на собрании, были: главноначальствующий генерал Жубер и генералы: Деларей, Филипп Бота, Фронеман, А. П. Кронье, Я. Вессельс и я. На собрате явились также многие из членов обеих республик.

Целью этого совещания совсем не было остановиться на предложении Англии мира. Об этом и речи не могло быть, после того как лорд Салисбюри своим письмом к обоим президентам отрезал нам все пути, требуя от нас безусловной сдачи. Наша цель была обсудить наилучший способ продолжения войны. Эта война, по всем человеческим расчетам, не могла продолжаться долго — это мы знали давно, сопоставляя ничтожество наших сил с колоссальными силами англичан.

Тем не менее, с самого начала войны в нас сидело впитавшееся с молоком матери сознание, что человек — не есть настоящий человек, если он не может защитить свое добро. Мы были при этом совершенно уверены в том, что в африканском народе, несмотря на полное отсутствие правильной дисциплины во время войны, глубоко гнездится чувство независимости и свободы. Поэтому мы считали достойным делом отстаивать до последней капли крови республиканские принципы, несмотря на то, что Англия заранее решила во что бы то ни стало лишить нас нашей свободы.

Я не буду здесь подробно говорить о том, что обсуждалось на собрании и к чему пришли бюргеры. Я указываю только на то, что здесь было твердо решено всеми силами продолжать войну, а также было единогласно постановлено ни в каком случае не держать при отрядах тяжелых лагерных повозок, и вести войну с этого момента исключительно конными бюргерами.

Такому решению способствовал печальный опыт, который мы приобрели за все шесть месяцев войны и в особенности пример сдачи генерала Кронье, имевшего при себе громадный лагерь с тяжелыми возами и повозками.

На этом же собрании обсуждался вред, который приносили докторские свидетельства, выдаваемые бюргерам, желавшим отделаться от военной службы, и на это было обращено особенное внимание всех присутствовавших офицеров[31].

Я уехал из собрания, твердо решив ни в каком случае не разрешать в моих отрядах имеет возов. Но, как потом оказалось, должны были еще пройти целые месяцы, пока повозки были изъяты из употребления. Все горе, испытанное бурами от этой обузы, очевидно, еще не было исчерпано.

После того, как офицеры свиделись на собрании и совместно потолковали, распространился между всеми нами особенно бодрый дух. Мы снова преисполнились надежды. Со всех уст срывалось слово, которое стало как бы лозунгом для будущего. Это слово было: вперед!

Я уехал из Кронштадта к железнодорожному мосту у реки Занд и стал там ждать 25 марта.

В этот день бюргеры снова стали собираться в отряды. Мои надежды осуществились. Бюргеры отдохнули и вернулись с новым мужеством и готовностью бороться: Они не только приходили, но прямо стекались со всех сторон, и на следующий день их было уже такое множество, что это превзошло все мои ожидания. Правда, нашлись и такие, которые остались дома, как, например, бюргеры из Форесмита и Якобсдаля, а также почти все из Филипполиса, Смитфельда, Вепенера и Блумфонтейна. С этими бюргерами было всего труднее ладить, так как на них очень действовали прокламации лорда Робертса. Они настолько находились под влиянем этих прокламаций, что я не мог принудить их вступать на службу. Тогда я решил лучше подождать и справиться пока с теми, которые ко мне пришли. А затем, уже окрепнув, поступить по-своему.

25 марта мы выступили к Брандфорту. До сих пор это маленькое местечко никогда еще не видывало столько народу и такого движения: я разрешил бюргерам беспрепятственно входить и выходить из села, когда им вздумается. Но, к моему огорчению, я заметил в некоторых бюргерах склонность к спиртным напиткам, а потому принужден был закрыть харчевни. Упоминая об этом, я не хотел бы произвести впечатление на людей не знающих буров, будто они пьяницы. К чести их можно даже сказать, что, в сравнении с другими нациями, они народ непьющий. Большим стыдом считает всякий бур быть пьяным.

Глава IX Саннаспост