Воспоминания декабриста о пережитом и перечувствованном. Часть 1

По дороге до Владикавказа мы останавливались в казачьих домах, где нам отводили квартиры. Первая станица Пришибная, далее Урюкская и за нею Николаевская. На пути к Урюку, на другом берегу Терека, виднелись развалины башни, как нам сказали, древнего города Джулет. Николаевская станица была прежде военным поселением, и в том году, когда мы проезжали, поселенцы были обращены в казаков и причислены к Владикавказскому казачьему полку. Кажется, года за два до 1840 года они были поселены на этом месте. Местоположение селения бесподобное, на высокой горе, оно окружено роскошной растительностью, с тремя прелестными кристальными горными речками. И однако ж, несмотря на это, климат для переселенцев оказался столь губительным, что более половины их погибло, половина же, оставшаяся в живых, была похожа на мертвецов, так они были бледны и худы. На следующий год, хотя смертность и продолжалась, но потом уменьшилась, и остаток уже примирился с несчастною местностью.

По дороге к Никольской станице встречается такое множество магометанских кладбищ с каменными памятниками и курганами, что невольно наводит на мысль о значительном населении, здесь обитавшем. Один господин, как нам рассказывали, из любопытства начал раскопку одного из них, надеясь найти что-нибудь интересное, но все жители удержали его, сказав, что это кладбище погибших от чумы, здесь не так давно свирепствовавшей, которая только и помогла нам покорить Кабарду Большую и Малую, уже опустошенные мором, и если б раскопать эти могилы, то чума могла бы снова распространиться. На этой же дороге встречается Минаретский пост, где прежде был военный госпиталь. Название свое он получил от высокого минарета прелестной арабской архитектуры. Это высокая круглая башня со спиральною лестницею, внутри которой муэдзины восходили на галерею и призывали на молитву правоверных. От галереи башня еще поднималась на большую высоту, но, к сожалению, эта часть была разрушена русскими ядрами по приказанию какого-то вандала в майорском чине. По рассказам туземцев, этот минарет и другие развалины были остатками города Татартук. Бесчисленное множество подписей по стенам минарета показывает, что все проезжавшие здесь непременно посещали эту башню. Она точно стоит здесь как бы стражем, охраняющим прелестные горные долины. Отсюда горный кряж, называемый Дигорским мысом, почти упирается в Терек и почти заслоняет дорогу, которая огибает его по самому берегу Терека, довольно широкого тут и тихого. Проезжая тут под этой горой, почти отвесно возвышающейся, вправо, в этот узкий проход дорога постепенно идет в гору почти до самого Николаевского поселения. Затем горы раздвигаются, удаляясь от Терека и составляя отроги, которые служат ступенью великого хребта, где владычествует Казбек, по-грузински Мзинвари, и другие соединяются с Кабардинскими возвышенностями, составляющими первую ступень от востока к западу, где уже владычествует Эльбрус за Кубанью.

От Минарета начинается чудная растительность этого благословенного края. На роскошных пастбищах пасутся многочисленные стада рогатого скота и табуны лошадей. Окрестные горы одеты богатым строевым лесом, и потому называются Черными; по берегу Терека и другим небольшим светлым речкам и ручьям живописно раскинуты аулы осетин, карабулаков, а по дороге беспрерывно тянутся обозы арб, запряженных волами и буйволами, которых тут множество. Это большая дорога в Тифлис и из Тифлиса, но тогда еще обозы доходили только до Владикавказа, а далее горным ущельем следовали на вьюках, смотря по времени года. Впрочем, дорога уже была разработана, хотя местами еще не была доделана и работа продолжалась.

До Николаевского поселения пасмурная погода постоянно скрывала от нас снеговой хребет, который появлялся только изредка между облаками. Неопытный глаз с трудом различает от облаков эти воздушные вершины, и только когда мы подъезжали к селению, хребет открылся перед нами во всем своем величии. В первый еще раз мы его увидели ясно, так как облака или тучи рассеялись. Какая-то мечтательность овладевает воображением, когда смотришь на этих гигантов, подпирающих небеса. Кажется, что будто с этих вершин, озаренных в эту минуту заходящим солнцем и облитых золотом, один шаг в ту светлую страну, куда стремится душа человека. Кажется, что эта видимая близость к небесам и им придает что-то неземное, но когда взойдет человек на эти заоблачные вершины, тогда только он увидит, что высота небес так же неизмеримо беспредельна как для них, так и для нас, странствующих в этой юдоли. Так-то поистине ничтожно все земное величие и вся гордость мудрецов мира, которые, роясь в грязи материи и открывая ее законы, не хотят видеть, что самые законы этой материи более всего указывают на недосягаемую высоту, вечно стоящую над вершинами человеческого знания.