Воспоминания дипломата

Советские газеты приходили к нам с огромным запозданием, притом толстыми пачками – за две-три недели сразу. Прочитывать эти газеты было немыслимо, оставалось только пробегать их глазами, выискивая самое главное. Поэтому, помогая быть в курсе быстро меняющихся событий тем, кто не мог узнавать о них из местной прессы, я, в дополнение к приказам и сообщениям Совинформбюро, делал время от времени для коллектива доклады о текущем положении, охватывая широкий круг международных проблем.

Благодаря этим и ряду других мер, благодаря высокой политической сознательности своих членов наш коллектив и на чужбине жил полнокровной советской жизнью, без чего рассчитывать на успешное выполнение посольством его задач было бы невозможно.

В первые месяцы пребывания в Каире мы наслаждались благодатной «зимней» погодой. В конце ноября было еще умеренно жарко. Но зато вторая половина марта и весь апрель были ужасны. Недели за неделями с гнетущим постоянством из Сахары дул отвратительный хамсин, приносивший оттуда тучи мельчайшего раскаленного песка. Дышать становилось трудно, песок засыпал глаза, попадал в рот, скрипел на зубах. Спастись от него нельзя было и в закрытых помещениях: ни оконные стекла, ни ставни-жалюзи не мешали ему проникать внутрь дома, покрывать плотным слоем мебель, посыпать, словно солью, еду, оседать на дне тарелок с супом или стаканов с чаем. Но песок был не единственным «даром» Сахары. Вместе с ним на Египет обрушился и палящий зной пустыни. В последнюю неделю апреля температура поднималась днем до 41 градуса в тени, а на солнце – до 70 градусов с лишним.

В мае температура несколько понизилась. Мои египетские знакомые шутливо утверждали, что это мы, русские, привезли с собою с севера прохладу. Правда, «прохлада» была очень относительной – она держалась на уровне 30–35 градусов в тени.

А на пороге стояло жаркое египетское лето. Король Фарук, правительство и аккредитованные при нем дипломаты готовились к переезду на период с июня по октябрь в летнюю столицу Египта – Александрию, с ее сравнительно умеренным климатом, с ее роскошными пляжами, где государственные дела можно было перемежать с морскими купаньями. На приеме 20 мая Наххас-паша известил меня, что правительство покидает Каир к середине июня. В связи с этим посольство поставило перед Наркоминделом вопрос об аренде в Александрии дачи на три-четыре месяца и о переезде туда вместе со мною нескольких оперативных и канцелярских работников; остальным предстояло выполнять текущую работу в Каире. Наркоминдел без волокиты выделил нам необходимые дополнительные ассигнования.

Дачу мы сняли в Сиди-Бишре, восточном предместье Александрии, поблизости от летнего королевского дворца Мунтаза.

Расположена она была на самом берегу моря и архитектурой своей напоминала небольшой пароход с двумя палубами, роль которых играли веранды вокруг дома, обнесенные поручнями; имелось и нечто вроде капитанского мостика. Не хватало только пузатой дымящей трубы.

В конце мая я отправил в Александрию свою семью и семьи еще нескольких сотрудников посольства. Мой же переезд туда все время откладывался из-за ряда важных дел. Практически мне так и не удалось сделать Александрию своей летней резиденцией, какой она была для большинства моих дипломатических коллег.

5. Принцесса Ирина и Египетский фонд помощи гражданскому населению СССР

То, что читатель прочитает дальше, также относится к деятельности посольства, но попутно я хочу рассказать историю одной незаурядной русской женщины, с которой я познакомился в Каире, а впоследствии встречался и на других широтах земного шара.

В момент, когда я впервые услышал о ней, она обладала двумя громкими титулами – «Ее Королевское Высочество Принцесса Греческая и Принцесса Датская». Она была замужем за принцем Петром, двоюродным братом короля Георга II, и в силу этого считалась членом королевского дома. Очутившись после оккупации Греции в эмиграции, она разделяла в годы войны участь королевского дома и вместе с ним обосновалась в Каире.

Это была уже вторая эмиграция Ирины Александровны Овчинниковой, дочери крупного русского коммерсанта. Первая произошла после Октябрьской революции, когда она, еще девочкой, выехала с родителями за границу, где ей суждено было жить до конца своих дней. Многое повидала и испытала юная эмигрантка, пока прихотливая фортуна не вознесла ее к ступеням греческого трона. Но, став греческой принцессой, Ирина Александровна не перестала быть русской. Именно это обстоятельство и послужило основой для нашего знакомства.