Воспоминания Элизабет Франкенштейн

Доктор остался в замке на ночь, поскольку жар и боли у меня усилились. Ему не хотелось возвращаться в Женеву по темной, размытой дождем дороге и стучаться в городские ворота. Наутро он уехал, пообещав бывать у меня каждый день, пока кризис не минует. Появившись на другой день, он обнаружил у моей постели Селесту. Она догадалась о причине моего недомогания еще до того, как меня осмотрел доктор Монтро, и теперь сидела со мною, прикладывая холодные компрессы к моему пылающему лбу и прижимая меня к себе, когда бил озноб. Скоро я утратила всякое представление о времени, лишь смутно сознавая, когда Селеста приходила покормить меня бульоном с хлебом, что наступал новый день. Что бы я ни ела, ничего не задерживалось во мне; продолжала мучить тошнота. Боли были столь сильны, что временами я впадала в обморочное состояние, и тогда сознание мое мутилось и меня мучили ужасные видения. Стоило закрыть глаза, и являлся человек-птица, теперь похожий на доктора Монтро, так что я боялась спать. Пробуждаясь, я умоляла Селесту:

– Не позволяй ему использовать свою клешню!

Она, зная о моих страхах, как когда-то знала и матушка, спешила успокоить меня.

– Ни за что, ни за что, деточка! Я послала за Кристиной. Она едет сюда и будет ухаживать за тобой, сколько будет нужно.

– А доктор позволит ей?

– Он хороший человек и все поймет. Будь уверена, я заставлю его понять, чего ты хочешь.

Кристина была самой надежной из местных повитух; она научилась своему ремеслу у Серафины много лет назад. Несмотря на продолжающиеся страдания, я успокоилась, услышав, что скоро она будет здесь. Но когда спазмы усилились еще больше, вся моя храбрость улетучилась.

– Я беременна, Селеста, – сказала я, уткнувшись лицом в ее огромную грудь, затянутую фартуком, и заплакала от жалости к себе.

Хотя она вся пропиталась острыми ароматами кухни, та Селеста, за которую я так цеплялась в своей беде, была не простой кухаркой, а посвященной, читавшей список мучениц десяти веков, когда женщины собирались на поляне в лесу. Добрая, мудрая и бесстрашная Селеста! Как спокойно было в ее объятиях. Я понимала, что мое положение плохо; дитя во мне, скорее всего, не выживет, чтобы нормально родиться; скарлатина сделала мое тело негодным пристанищем. Ослабленная болезнью, я боялась, что разделю судьбу своей матери: умру родами, хотя мое дитя еще не сформировалось.

Я не имела представления, сколько времени я так мучилась. Несколько раз я, очнувшись, видела Кристину, терпеливо стоявшую у постели. Однажды она наклонилась и прошептала мне на ухо: «Когда он уйдет, я дам тебе кое-что, что успокоит боль». И действительно, позже она дала мне выпить настоя из трав, от которого голова у меня приятно закружилась, бешено скачущие мысли улеглись, еще немного – и я провалилась в сон без сновидений. В другой раз в комнате был доктор Монтро, и вид у него был мрачный, как никогда. «Скоро самое худшее будет позади». Ничего утешительней он не мог сказать. Однажды, когда он уже собирался уходить, я сквозь дремоту услышала, как он дает распоряжение Селесте сообщить обо всем Виктору и барону. Мою сонливость как рукой сняло. Когда они ушли, я закричала, зовя Селесту, и взволнованно стала умолять ее ничего не сообщать ни Виктору, ни отцу.

– Но рано или поздно они должны узнать, дорогая.

– Зачем им вообще что-то знать?

– Потому что Виктор отец ребенка. И он должен сделать то, что положено благородному человеку.

– Ты ошибаешься, полагая, что это так.

– Что ты такое говоришь, дитя? Кто же еще может быть отцом твоего ребенка?

– Это мое дело, а не слуг, – ответила я, стараясь говорить высокомерно, как матушка, когда ей возражали.

– Тебе нечего бояться, – не отступала Селеста. – Виктор женится на тебе, как и положено.