Воспоминания Элизабет Франкенштейн

Только под вечер я впервые увидела Виктора без того ужасного грима, а таким, каким создал его Господь. Не могло быть большего контраста между уродом, которого он старался изобразить, и им настоящим. Ибо он показался мне прекраснейшим созданием, какого я когда-либо видела, с таким утонченным и ангельским лицом, что мог бы сойти за девочку. Пусть и не такие золотистые, как у меня, его льняные и от природы вьющиеся волосы не знали ножниц и окружали колышущимся нимбом лицо. Глаза были как у матери: льдисто-голубые, распахнутые и проницательные. Он был первым мальчишкой, чья красота привлекла мое внимание. После нашего знакомства, так напугавшего меня, он вел себя со мной скромно и предупредительно, словно всячески стараясь убедить меня, что он не чудовище. Больше того, он, казалось, всерьез принял слова леди Каролины о том, что я предназначена ему и он обязан оказывать мне величайшее внимание. В последний день на озере, когда вся семья готовилась к отъезду, он подошел ко мне, пряча руки за спиной и не в силах скрыть гордой улыбки.

– Это тебе, – объявил он, протягивая маленький сверток. – В знак того, что теперь ты член нашей семьи. Надеюсь, тебе понравится.

В свертке, который он вложил мне в руку, чувствовалось что-то вроде тонкой книжки. Развернув обертку, я увидела плоскую застекленную коробочку и в ней огромную яркую бабочку почти с мою ладонь величиной. Аккуратно приколотая к пурпурной бархатной подушечке, она была так совершенна, что я сперва подумала, что, наверно, она искусственная.

– Она настоящая? – спросила я.

– Конечно настоящая. Это мой лучший образец. Тебе понятно, что такое «образец»? Una cosa morta… da studiare [8]. Я поймал ее этим летом и положил под стекло, как видишь.

– Никогда не видела такой большущей бабочки.

– Это мотылек, а не бабочка. Ахер-он-циа а-тро-пос, – Он с трудом произнес латинское название мотылька, явно надеясь произвести на меня впечатление. – Это по-научному. А необразованные люди называют его «мертвая голова» из-за рисунка на крыльях, понятно? У меня в коллекции больше ста образцов. Но этот самый лучший. Иногда крылышки расходятся, когда покрываешь бабочку лаком. Но этого мотылька удалось прекрасно сохранить. Поэтому я и хочу подарить его тебе.

– Как ты ловишь свои «образцы»?

– Надо все время внимательно следить за ними. Каждую ловишь по-своему. Мотыльков – вот так, понятно? Сачком.

– Они не мертвые, когда ты их ловишь?

– Нет. Их ловят живыми, а потом убивают. Это основное.

– Убивают?

– Да. Uccidi li [9].

– Ты убил все свои «образцы»?

– Ну да. Так делают натуралисты.

– Как ты убил их?

– Обычно их удушают, чтобы не повредить. Asfissiare [10]. Помещают в банку, которую плотно закрывают крышкой. Ти capisce? No aria [11]. И оставляют там, пока они не умрут, вот и все. Так можно убить кого угодно, если только плотно закрыть.

– Кого ты еще убивал?

– Только мышь и насекомых. Ах да, еще змею однажды. Змеи дольше не умирают.

– Зачем ты их убивал?

Он озадаченно пожал плечами.

– Чтобы можно было изучать их потом. Когда они мертвые, можно их разрезать и посмотреть, как они устроены.

– Но зачем нужно их изучать? Разве нельзя просто смотреть на них и любоваться ими? Бабочки – мотыльки – такие прекрасные, когда живые.

Виктор поморщился в искреннем недоумении.

– Какой в этом толк? Любой может просто смотреть на что-то красивое. Но что это дает? – Видя, что я не знаю, как отнестись к его подарку, он спросил: – Тебе не нравится?

Я почувствовала обиду в его голосе.

– Нравится. Он очень красивый. Спасибо, Виктор.

Ему было приятно это услышать.

Когда на следующий день мы занялись сборами к отъезду, саквояж, который леди Каролина дала мне для моих вещей, едва смог вместить одежду и всякую мелочь, второпях накупленную ею для меня в соседних селениях. Я, привыкшая бегать босиком по улицам, неожиданно оказалась обладательницей башмачков и комнатных туфелек на каждый день недели. Мало того, она заверила, что все это богатство мне только на первое время; когда мы вернемся в Женеву, у меня будет всего намного больше. А еще был подарок Виктора, несчастное мертвое существо, обреченное вечно демонстрировать свою красоту, стоившую ему жизни. Я понимала, что должна дорожить им, но уже решила, что постараюсь никогда не смотреть на него.