Воспоминания Элизабет Франкенштейн

К тому времени я знала, что Серафина была повитухой, как моя приемная мать Розина; она принимала роды у многих дам округи; она помогала появиться на свет Виктору и Эрнесту. Теперь, слишком слабая для этого занятия, она посылала вместо себя повитух, обученных ею, и часто разрешала женщинам из тайного общества наблюдать за родами.

– Что еще хуже, – продолжала Франсина, – девочки не должны были знать, как дети попадают в них, – из-за боязни, что это их потрясет.

– А как они попадают? – спросила я, поскольку даже Розина никогда мне об этом ничего не говорила.

– Да очень просто! – засмеялась Франсина, – Тем не менее нас воспитывают так, что это кажется нам тайной из тайн.

И с беспечным видом принялась просвещать меня; но когда она дошла до роли отца в появлении ребенка, я, несмотря на данное Виктору обещание держать все в секрете, не смогла удержаться.

– А я видела мальчика в таком состоянии, – выпалила я чуть ли не самодовольно. – И даже… трогала это у него.

– Вот как! Об этом мы должны поговорить подробней, – посерьезнела Франсина. Ибо она поняла, что я имею в виду Виктора, – Скажи мне, дорогая, что ты почувствуешь, если однажды утром проснешься и обнаружишь, что у тебя ребенок вот здесь, в твоем девичьем теле? – Она положила руку мне на живот.

От одной мысли об этом я пришла в ужас.

– Во мне? Откуда, как?

– Подумай о том, что я рассказала тебе. Все, что сейчас происходит с твоим телом, готовит тебя к этому, еще такую юную. Ты часто остаешься наедине с Виктором, да? В замке и здесь, в лесу? Или нет?

– Да.

– Виктор может стать отцом этого ребенка – если ты позволишь. Это может походить на игру. Простую детскую игру. Но последствия будут куда серьезней. Многие девочки в окрестных деревнях обнаруживают, что беременны; некоторые не представляют, что с ними, пока не приходит время рожать. Я знаю это по своим поездкам с Шарлем. Бедные девочки и не собирались становиться матерями, но неожиданно оказывались перед фактом – а некоторые даже были еще недостаточно сильными и неспособны на такое напряжение. Какую цену платят женщины за свое невежество! Никогда не верь, что мужчина способен владеть собой. В них сидит зверь; и чем больше они отрицают это и притворяются добродетельными, тем меньше им можно доверять. Излюбленный прием подобных лицемерных мужчин – проявлять свою фальшивейшую сущность только по отношению к женщинам, которых потом могут растоптать.

Сказанное Франсиной вызвало во мне отвращение и страх. Этого я желала меньше всего. Хотя я внимательно слушала ее, лишь единственная мысль – что я могу стать матерью! – помогла мне наконец понять ужасающий смысл всего ею сказанного.

– Но что же мне делать? – спросила я, будто мне грозила непосредственная опасность забеременеть.

Франсина обняла меня и весело ответила:

– Не допускать таких вещей, детка!

– А если я не смогу заставить Виктора понять, что не надо этого делать?

– Он все поймет, будь уверена. Ему рассказали все, что знаешь и ты. А он разумный мальчик.

Но то, каким я увидела Виктора, говорило не столько о его разумности, сколько о неистовости, и я сомневалась, что смогу умерить его пыл. Слишком он был быстр и смел. Франсина заметила мое беспокойство.

– Конечно же, в таких делах одного знания недостаточно. Вот поэтому ты и Виктор должны помочь друг другу быть осмотрительными.

После этого разговора я впервые стала бояться того, что вырасту и превращусь во взрослую женщину. Он породил во мне желание избегать Виктора, чья пылкость теперь неожиданно показалась мне угрожающей. Когда в очередной раз мы с Франсиной уединились на поляне и я призналась ей в своих тревогах, она отнеслась ко мне с необыкновенной заботливостью.

– О, я вовсе не хотела тебя пугать. Совсем наоборот. Это приносит такую радость, – Потом, посмотрев мне в глаза, спросила: – Ты веришь, что я тебе настоящий друг, Элизабет?

– Верю, – не колеблясь, ответила я.

– Тогда пойми, все это я делаю из чувства дружбы, и только. Иногда нужно дать нашему телу говорить самому; думаю, оно наш лучший учитель. Сейчас я тебе покажу.

Она встала и принялась сбрасывать с себя одежду.

– Ну что же ты, присоединяйся, – (Я последовала ее примеру.) – Мне надо научить тебя очень простой вещи, – говорила Франсина, – всего лишь понимать свое тело. Кто еще это сделает?

Когда одежды на нас не осталось, я не могла отвести глаз от тела Франсины, разглядывая его с завистливым восхищением: она была сложена как богини на картинах. И я не могла не сравнивать ее налитое округлое тело со своим, худым и неоформившемся.

– Ты такая красивая, Франсина, – сказала я, – Хотелось бы мне когда-нибудь быть похожей на тебя.

Франсина рассмеялась с легкой горечью.