Воспоминания фаворитки [Исповедь фаворитки]

Это известие настолько вывело Нельсона из себя, что он разразился проклятиями, и его ярость не могло умерить даже мое присутствие. Но вскоре, около половины двенадцатого вечера, до нашего слуха донесся крик, который издает после вечерней зори часовой, когда замечает, что к кораблю, где он несет вахту, приближается лодка.

Нельсон, словно догадываясь, какую важную новость эта лодка везет ему, поставил обратно на стол чашку чая, только что поднесенную к губам, и подошел к дверям каюты. Там он столкнулся с дежурным офицером.

— Какой-то крестьянин хочет поговорить с милордом с глазу на глаз, — сказал офицер.

— Крестьянин? Что ему нужно?

— Насколько я мог разобрать его местное наречие, он что-то толковал о Караччоло.

— О Караччоло? Черт возьми! Посмотрим, с чем он явился! Ведите-ка сюда вашего крестьянина, сударь.

Крестьянин был не кем иным, как арендатором Франческо Караччоло, и у него скрывался злосчастный адмирал.

Этот человек явился, чтобы выдать своего господина, но желал, чтобы ему хорошо заплатили.

Ему пообещали четыре тысячи дукатов и выдали тысячу задатка.

Он требовал, чтобы дело сохранили в величайшем секрете, особенно от кардинала Руффо, ибо, как он утверждал, тот был пособником бегства Караччоло.

Было условлено, что кардинал не узнает о происходящем ровным счетом ничего.

Чтобы преуспеть в задуманном предприятии, крестьянин попросил себе в помощь четырех человек.

Здесь начались сложности.

Нельсон охотно дал бы ему четверых английских матросов, но английские матросы, как их ни переодевай, непременно возбудили бы подозрения, поскольку они не говорят на местном наречии.

Нельсон спросил предателя, не знает ли он сам четырех человек, на которых мог бы положиться. Тот отвечал, что знает, и, будь у него деньги, он бы имел все необходимое, однако для этого потребовалось бы, по меньшей мере, пятьдесят дукатов на человека.

Следовательно, приходилось рискнуть еще двумястами дукатов. Нельсон согласился дать эти двести дукатов.

Взамен арендатор назвал свое имя и деревню, где стоял его дом: звали его Луиджи Мартино, а жил он в Кальвидзано.

Договорились, что английская лодка будет на следующий день вечером ждать в Гранателло, чтобы взять на борт адмирала, если он будет схвачен, и прямо доставить его на «Громоносный».

Это была важнейшая новость, но никто еще не решался слишком льстить себя надеждой, что она правдива. Потому и сэр Уильям в письме, посланном утром 27-го генералу Актону, упоминает о ней лишь мимоходом.

Вот это письмо; оно дает точное представление о положении, в котором в те дни находился Неаполь: