Воспоминания фельдшера, Михаила Новикова, о Финской войне

Наша 155-я стрелковая дивизия в своём северном направлении имела, как видно, второстепенное значение. Цель перед ней, скорее всего, была отвлечь какую-то часть войск противника на себя с направления главного удара, где наши части дрались масштабно. Полку была поставлена задача: с боями дойти до города Иоэнсу, где соединиться с соседним полком. Но мы прошли не более сорока километров по финской территории, как на пути преградой стало озеро Карпинярви. В этой малопроходимой местности и дальше подступали сплошные озёра и болота. Затянись кампания до весенне-летней распутицы – нам бы пришлось там куковать до морковного заговенья: войсковые части были непригодны к военным действиям в пересечённой лесистой местности. Из-за своей неповоротливости наши тылы были не защищены, и в них свободно и безнаказанно финны нападали на обозы и хозяйственные, интендантские службы. Противник мог в любое время нас окружить и посадить на голодный паёк так, как это и было им сделано с 45-й стрелковой дивизией на Ухтинском направлении. Всю войну эта дивизия пробыла в окружении. Пора уже сказать, что к этой войне я и мои товарищи относились неоднозначно, кто высказывал, а кто таил мысли по-разному. Мы думали, что она справедливая и ведётся всецело в интересах защиты нашего государства, в частности, безопасности Ленинграда от агрессивного соседа. Нас, рядовых, простых людей, глубоко убедили, что не мы первые нарушили неприкосновенность границ, а белофинны, отчего и началась нежелаемая война. Всё, что тогда с Кремля диктовалось, воспринималось и исполнялось безоговорочно, и никто не имел права не только высказывать свои мысли, но и инако думать.

Выше упоминалось, что начатая война с финнами была рассчитана на короткое время, что мы сумеем эту войну закончить в зимний период одним Ленинградским военным округом. Наши интенданты дивизии так же мыслили и не спешили вовремя переодеть личный состав в тёплое обмундирование. А тут не замедлили северные морозы в 40–45 градусов и ниже. Началось у красноармейцев массовое обморожение конечностей. Согреться было негде, костры разводить было запрещено, хотя иногда бойцы ослушивались и делали в блиндажах печурки. Ежедневно нарастало поступление красноармейцев с глубокими обморожениями ног и рук. Не помогали в этой беде и ворошиловские 100 грамм.

Всё стрелковое оружие – от пистолета до пулемёта – от жестоких морозов перестало стрелять. Был такой случай. Мимо одной из огневых точек нашей роты следовала финская разведка в наш тыл, а пулемёт не хочет стрелять, швокает затвор. Но эту оплошность скоро исправили путём снятия с движущих механизмов ружейного масла и замены его керосином. Кроме жестоких морозов, тактическую манёвренность части затруднял и сдерживал передвижение глубокий рыхлый снег. Мы не могли по такому снегу с пулемётами и миномётами скоро маневрировать. Привезённые позже в часть лыжи нас не спасли, т. к. красноармейцы из запаса не умели на них ходить. Бывало, встанет красноармеец на лыжи при полной своей нагрузке боеприпасами, пройдёт 5-10 метров по рыхлому снегу и неуклюже валится, как сноп. В густом сосновом лесу на квартальных просеках в тылу нашего полка мы нередко теряли бойцов и командиров от снайперов-"кукушек" противника. Круглосуточно они дежурили на просеках, хорошо маскируясь на деревьях. Они стреляли редко, но методично. В лесу трудно разобраться, откуда произведён выстрел, пока то да сё, а снайпер затаился или смылся в гуще леса.

Наша часть была вооружена на уровне Гражданской войны 1918–1920 годов. Если не считать ручного пулемёта Дегтярёва, ротных полковых миномётов, пушки-сорокапятки, то и винтовки СВТ были редкостью. Автоматические ППШ только-только появились на вооружении, и носили их старшие по званию командиры – больше для форса, чем по делу. У противника на вооружении были трёхлинейки царского периода с двуглавым орлом, мощные миномёты, которые их здорово в лесистой местности выручали, и автоматы иностранных марок. В артиллерии мы имели большое превосходство.

На попытку забросать нас снарядами, наша полковая и дивизионная артиллерия отвечала мгновенно, их глушила. Но и краткий миномётный огонь со стороны противника при налётах причинял нам много бед и потерь среди личного состава. Они методично из нескольких миномётов густо накрывали ту или иную площадь и обезоруживали нашу боеспособность, да и много страха задавали. Все виды гранат, как противника, так и у нас, при попытке их применить в ближнем бою не давали большого эффекта в глубоком рыхлом снегу: под своей тяжестью граната проваливалась в снег, её взрыв был глух, и осколки погружались в снег.