Воспоминания генерала Российской армии, 1861–1919

Лето прошло в стрельбах и смотрах высшего начальства, а в конце августа выступили походным порядком в Севастополь по маршруту Старый Крым — Карасу-Базар — Зуя — Симферополь и Севастополь. От Феодосии до Зуи исполнялись маневры — частями полка, от Зуи до Симферополя — частями бригады, а от Симферополя до Севастополя — частями дивизии. Моей охотничьей команде пришлось работать много, и работала [она] на славу: умело, толково и быстро. На маневре под Севастополем, благодаря действиям моей команды, 2-й бригадой был блестяще выигран ночной маневр, и командир 7-го корпуса, генерал-лейтенант Дукмасов, гроза корпуса, пришел в восторг от действия моей команды. Во время стоянки в Севастополе я со Змейцыным осмотрели всю линию обороны, Херсонский монастырь, музей, собор, церкви и братское кладбище. Нет слов того глубочайшего умиления, овладевшего при виде исторических мест и священных реликвий осады Севастополя; Малахов курган тронул меня до слез; могила адмиралов во Владимирском соборе заставила преклонить колена…

Обратно в Феодосию полк возвратился по железной дороге. Приятно было возвращаться на покой — отдыхали две недели. Составилась компания «купальщиков»: Емелин, фон Зигель, Фомин, Змейцын и я, купались до 15 октябр я…

Выскакивали из воды как из огня, быстро одевались — и в портовой ресторанчик грека Никола Панели, который неподражаемо готовил рагу из баранины — 20 коп. глубокая тарелка, как вкусно было это рагу под рюмку водки… да еще после купания. После основательной закуски с водкой переходили на белое вино «Рислинг» виноградников Подобедова — 40 коп. за бутылку, и непременно с устрицами мыса Святой Анны; каждый съедал по 100–200 устриц с лимонным соком. После сего самочувствие было чисто ангельское… Так жили мы в Крыму.

Зимой охотничьей командой было сделано несколько больших охот «загоном» в окрестностях Старого Крыма, из Симферополя приходила охотничья команда 51-го Литовского полка. Спектакли и вечера шли своим чередом. В Фео досии был открыт памятник императору Александру III как основателю порта и благосостояния города. У И. К. Айвазовского, на Масленице 1896 года, состоялся гранд-бал со спектаклем с пьеской «Жмурки», где я играл роль маркиза с тремя хорошенькими барышнями. В костюме маркиза я был снят, и фотография разошлась в большом количестве.

В апреле месяце я был опять командирован в Севастополь — возобновить разбивку лагеря и поставить палатки с постройкой необходимых кухонь и прочих хозяйственных построек. Мною было выполнено, и полк прибыл в лагерь Севастополя. Плохо было в Севастопольском лагере: воды мало, пыль известковая страшная, жара от скал Сарданавиной балки невыносимая; результаты: больных трахомой глаз более 500 человек, и от брюшного тифа умерло более 50 человек. Мы были страшно недовольны и вспоминали свой Феодосийский лагерь.

После лагерного сбора последовали маневры частями дивизии, применительно к Севастопольской кампании, в окрестностях Балаклавы.

Из выдающихся событий за время лагерей было торжество священного коронования их величеств. Празднества в Севастополе прошли блестяще, особенно красив был Черноморский флот. Невольно мне вспомнился 1894 год, 21 октября, 10 часов вечера, когда в феодосийском порту показался военный транспорт «Днестр», а через час я и еще пять офицеров получили [приказ] экстренно собраться и явиться на транспорт в 12 часов ночи для отправки в Ливадию, держать посты у гроба императора Александра III. В пять часов утра мы уже ехали по ялтинской набережной в Ливадию, с 9 часов стояли при гробе императора, и я тогда увидел всю семью. Трогательно было видеть императора в гробу, много видел неподдельных народных слез при прощании простого народа ночью в Ливадийском соборе. Перенос тела на крейсер «Память Меркурия» и его отплытие из ялтинского порта не поддаются описанию.

1896

Зимний сезон 1896/7 годов я усиленно ухаживал за барышнями, а особенно за Феней Макаровой и Тасей Мосаковской, но кому из них отдавал предпочтение, я и сам не знал…