Около 20 февраля с наших наблюдательных пунк тов стал заметен беспрерывный ход японских войск с востока, то есть с нашего левого фланга, куда-то на запад, наши батареи работали вовсю, даже сзади нас поставили полевую батарею, только что прибывшую из России, но настолько неискусную в стрельбе, что, понижая прицел, хватила в землянку денщиков гранатой и разворотила ее всю, хорошо, что никого не было — погиб только самовар… и это хорошо. На Кандолисанский угол японцы повели яростные атаки и днем и ночью, но все были отбиты. 22 февраля японцы взяли Гаутулинский перевал, и поздно ночью мы получили приказание отступать на г. Фушунь.
При зареве горящих интендантских складов мы покинули свои позиции. Достигнув д. Шихуйчен, полк остановился на ночлег. Южная часть неба была в зареве пожаров. Ранним утром двинулись дальше. Поднявшись на один из перевальчиков, я увидел ход колонн 1-й армии, это была плотная серая лента, идущая в полном порядке, не было по бокам даже денщиков, тянущих на поводу нагруженных ослов и мулов. Это было образцовое походное движение на маневрах. Виден был дух войск 1-й армии. К вечеру перешли по мосту реку Хуньхэ и встали в деревне к западу от г. Фушунь. Наутро получено приказание занять Фушуньскую позицию. Поднялся тайфун, пыль и песок несло целыми тучами, в 100 шагах ничего не было видно. Моей роте пришлось занять правую (западную) оконечность кряжа, против меня внизу лежал западный пригород. Настала ночь, впереди нас за рекой мелькали огоньки фонариков. Спустился туман, скрылись и огоньки… была мертвая стена. Стало рассветать, впереди нас была молочная стена тумана, и вдруг подул легкий ветерок, пропал туман, и нам представилась картина боевых порядков японцев, готовых броситься в атаку, но моментально загремели наши орудия, затрещали пулеметы, и началась Фушуньская бойня, лед реки покрылся трупами людей и лошадей. Около моей роты было восемь пулеметов, и две роты японцев внизу, левым флангом ко мне, в 600 шагах залегли за каменным забором огорода, и мне пришлось расстрелять их. Мне было видно сбоку, как в городе скрывались в воротах домов группы японцев, и наша мортирная батарея навесными бомбами разметывала эти группы и дома. Так и замерла японская дивизия перед 3-й Сибирской стрелковой дивизией, а вдали, вне артиллерийского прицела, шли и шли японские колонны вправо от нас… Потом оказалось — они двигались в прорыв между нами и Мукденом. В 5 часов вечера было получено приказание отступать на север, отошли около верст 15 и остановились, я заснул под забором в деревне вместе с солдатами, выпив кружку горячего чаю. Во время вчерашнего отступления штабс-капитан Владимир Михайлович Бужинский стоял в цепи и, по обыкновению, широко расставил ноги, граната пролетает между ног… кости ног оказались целы, но через час они были как бревна, возвратился месяца через три совершенно здоровый.Утром двинулись дальше. Левее нас шли бои — дрался Куликовский полк[105]
, мы задержались на одной позиции, не было никакой стрельбы, и вдруг какая-то шальная пуля поразила у меня стрелка… Вот верно — от судьбы не уйдешь. Наши охотники, занимая очень высокую сопку, подожгли на ее вершине сухую траву, и получился громадный пожар (пал), который нам всю эту ночь служил ориентировочным пунктом. Проходили мимо громадного интендантского склада, который должен быть сейчас подожжен, мы просили выдать нам сухарей и консервов, мерзавец-интендант так и не выдал, и по проходе нашем зажег… Вот проклинали его и мы, офицеры, и солдаты. Поздно ночью наша дивизия остановилась в долине речки Фаньхе, перед нами по дороге подымался высокий хребет с перевалом, такие места опасны для обозов — противник может «прижать».Рано утром начался подъем на перевал обозов, а около 7 часов двинулись и мы. Мы теперь стали приближаться к линии ж.-д. и слышали взрывы мостов и водокачек отступающим арьергардом. К вечеру были у речки Чай-хе, а за ней еще выше вчерашнего подымался хребет… Около железной дороги шел горячий бой… Ой, прижмут, думалось нам. Около перевала в долине речки сгрудился обоз всего нашего 3-го Сибирского корпуса и всю ночь переваливал через хребет. Перед утром получено приказание: 3-й Сибирской стрелковой дивизии занять позицию по хребту, имея речку Найхе перед собой.