Воспоминания генерала Российской армии, 1861–1919

Мною было замечено, что пища в полку плоховата и притом жидка, раз приказал завести линейки-мерки для определения количества ведер пищи, и что же оказалась — что воды вливается наполовину больше против положения… для коров и свиней фельдфебелей и ротных командиров. Приказал негласно собрать сведения о количестве коров и свиней, оказалось, что у многих имеется по 2–3 коровы и по 20–30 свиней, то есть целые заводы — вот отчего была жидка пища солдата — нужны были помои для скота… Собрал всех скотопромышленников и приказал в 10 дней ликвидировать, оставив по одной корове и по две свиньи, а в котел приказал вливать воды 6 ведер на 100 человек, и пища стала густа и вкусна. На рынке свинина подешевела. До сведения моего дошло, что командирами рот, под видом надобностей рот, за 217-й высотой рубится лес и пилится и продается на секу частным лицам. В одно раннее утро сел на коня, взяв ординарца, и ходу на лесные заготовки 10-го полка, и накрыл целые команды в землянках… Собрал уже теперь лесопромышленников и приказал завтра же возвратить всех людей в полк, а если кто осмелится повторить, то отдам под суд. Вот как мне приходилось командовать полком…

В районе полка якобы бродили свиньи — приказал солдатам ловить, резать и в ротный котел «для вкуса».

Между офицерами полка процветала азартная карточная игра. Я предупреждал офицеров, что не потерплю этого, но все-таки тайно продолжали… Раскрылась грязная история с Тюньтиным, и пришлось его удалить из полка.

Служебный стаж командира корпуса генерала Саввича сказался[153]: приступлено к заведению полицейских собак, устройство чуть ли не на всех перекрестках шлагбаумов, все должны иметь личные билеты, и так далее, и солдаты стали издеваться над офицерами; так, офицер видит, что пост пропускает рабочего на форт, а у офицера, даже у меня, спрашивает билет, и я, увидев пост 1-го артиллерийского полка пьяным, послал с поста командиру оного уведомление, прося прислать офицера для удостоверения.

Пост пошел под суд и понес жестокое наказание по суду. После этого перестали спрашивать у меня билет. Поверку порций и качество пищи я не уклонно продолжал. Для того чтобы каждый получил следуемые ему шесть золотников[154] сала или масла в кашу, я воспретил выливать сало или масло в кашный котел, а приказал наделать в оружейной мастерской маленькие черпачки для шести золотников сала и вливать в чашку с кашей столько черпачков, сколько людей ест из данной чашки, т. е. восемь или десять; результаты поразительные — каша получилась густо намасленной. Солдаты были в восторге.

1914[155]

23 февраля мы с Зиной выехали в Хабаровск к своим, так как К[онстантин] Ю[льевич] был переведен из Владивостока в Хабаровск, где и пробыли Масленицу. Осмотрели музей, памятник графу Муравьеву-Амурскому, были у генерала Алексея Павловича, барона Будберга. Поели блинов.

10-й полк, как и во всем, страдал отсутствием стрелковых пособий, мне и тут пришлось изворачиваться, устроил на каждую роту по восьми прототипных станков для наводки, выписали от Янковского приборов на 500 руб., и только лично наблюдая, поставил стрелковое дело на должную высоту. Больных из полка в госпиталь возили в холод, снег и дождь в открытой двуколке, приказал начальнику хозяйственной части построить по моему чертежу закрытую санитарную каретку с окнами и обитую внутри войлоком… и тут солдаты оценили меня. Такие санитарные каретки были заведены во всех частях крепости.

С 16 по 20 апреля н[ачальни]к дивизии произвел инспекторский смотр, после которого он выразил свое удовольствие о заметном улучшении полкового хозяйства. Мы снялись группой. С 22 по 29 апреля полк ходил на работы на Вторую речку устраивать плац для смотра приезжающего военного министра, который прибыл 9 мая в 8 часов утра. При представлении ему он обратился ко мне со словами: «Вам хотелось получить 11-й полк, но этого я никак не мог сделать, так как Вы были бы пристрастны». По отъезде в[оенного] м[инистра] полк приступил к устройству лагеря. Приказал устроить для офицеров на берегу залива Горностай место для раздевания, каменную площадку на цементе, стоило пронестись тайфуну — и морские волны слизали нашу площадку так, что не осталось и следа.

С 31 мая по 8 июня я пробыл на полевой поездке в Надеждинской, Чичагове, Кипарисове и Раздольном. В начале июня полк вышел в лагерь, началась усиленная стрельба, смотры ротных, батальонных и полковых учений.

Политический горизонт заволакивался тучами, и вдруг 17 июля Австро-Венгрия объявляет войну Сербии… По крепости был отдан приказ о тщательном наблюдении за морем, и по ночам лучи прожекторов стали бороздить оба залива, Амурский и Уссурийский, а с Русского острова и океан. Ожидали от Японии «порт-артурского» наскока.