Воспоминания гермафродита

Должен сказать, что мне кажется, и я в этом совершенно убежден, что здесь существует не столько невозможность, сколько необходимость, вынужденная граница, которую мужчине переступать опасно. Этому противятся его способности, и от этого зависит его счастье.

Я же явился исключением, с чем я себя отнюдь не поздравляю, однако мне вместе со званием мужчины было дано на личном опыте глубоко проникнуть во все повадки, все тайны женского характера. Я читаю в их сердцах как в открытой книге. Мне знакомо каждое их трепыхание. Одним словом, я знаю секрет женской силы и меру ее слабости, возможно, поэтому из меня вышел бы ужасный муж; я чувствую, что все радости брака были бы для меня отравлены, и, возможно, я бы стал жестоко злоупотреблять своими огромными преимуществами, которые обернулись бы против меня.

После того, как я несколько раз приходил в бюро по найму, там решили дать мне рекомендательное письмо к одной даме, которая искала слугу.

Мадам графиня де Ж. жила в небольшом особняке на Фобур Сент-Оноре.

Я застал ее одну в просторном салоне, где она писала. Она взяла письмо, села у огня и задала мне несколько вопросов, к которым я уже был готов. Я никогда не прислуживал, и это было непреодолимым препятствием.

Я бы мог спокойно ей сказать: я был горничной. Однако подобный ответ показался бы настолько невероятным…

Тем временем, мы подошли к решающему вопросу.

«Здесь, — сказала мне дама без особой приязни, — вы смогли бы быстро научиться всему, однако вы кажетесь мне слабым, хрупким, и мало подходите для подобной работы. Так что я не смогу взять вас к себе».

И меня отослали.

К несчастью, она говорила правду.

Я слаб и с виду кажусь болезненным. Учитывая это, лучшее место для меня было бы в больнице. Несомненно, это меня, в конце концов, и ожидает.

Время от времени я навещал одну элегантную молодую женщину, муж которой управлял великолепным кафе в Пале-Рояле.

Мы с ней были в самых дружеских отношениях. Она немного знала мою семью, и необычные события моей жизни до крайности возбудили ее женское любопытство. Следовательно, учитывая присущую ее полу ловкость, она постоянно находила способ перевести разговор на эту тему, все время ожидая каких-то невероятных подробностей, на которые я был не особенно способен, даже ради нее.

Однако я не считаю, что мои воспоминания стоят того, чтобы трепать их на каждом углу. Ведь в моей жизни бывали ситуации, которые мало кто способен оценить, и конечно же, в наше время всегда найдутся грубые личности, готовые глупейшим образом интерпретировать все факты и вещи, и эти интерпретации могли быть для меня опасными, в чем я иногда имел возможность убедиться лично.

Могу привести тому пример. Дело было на одной железнодорожной станции. Заместитель начальника бюро беседовал со мной о моем странном прошлом. Он доверчиво считал, что однажды я сталапредметом увлечения какого-то юноши и уступила егожеланиям, таким образом, выяснился мой настоящий пол. Отсюда ясно, до чего могут дойти попытки меня понять, и какие серьезные последствия они могут иметь для меня и для моего спокойствия.

Я был принят на временную должность в финансовое управление, где провел несколько месяцев в ничем не замутненном спокойствии, надеясь получить постоянную работу. Однако этого не случилось. В компании произошли перемены, которые вынудили ее сократить персонал. Меня поблагодарили, правда, обнадежив, что есть возможность позже восстановить меня на моем посту, однако никакой уверенности в этом не было.

И вот я снова ищу возможность заработать на хлеб. Мои сбережения могли позволить мне протянуть месяц. В этих условиях я мог считать себя богачом. Ведь мне нужно так мало. Того, что я съедаю за весь день, с трудом хватило бы на завтрак молодому человеку моего возраста, если, конечно у него хороший желудок.

Что касается беспокойства, могу утверждать, что я ничего подобного не испытывал.

Мне кажется, что каждый выпавший мне на долю день может стать последним в моей жизни. И естественно, никакого страха я при этом не чувствую.

Чтобы понять подобное безразличие в двадцать девять лет, нужно, как и я, быть приговоренным к самой мучительной изо всех пыток, к вечному затворничеству. Мысль о смерти, которая обычно вызывает отвращение, была для моей изболевшейся души несказанно сладостной.

Вид могилы примиряет меня с жизнью. Не могу выразить всю несказанную нежность, которую я ощущаю к тем, чьи кости покоятся под моими ногами. Этот незнакомый мне человек становится моим братом. Я сливаюсь с этой душой, свободной ото всех земных уз; будучи пленником, я всеми силами призываю миг, когда мне будет позволено соединиться с ним.

Чувства переполняют меня до такой степени, что мое сердце буквально растворяется в радости, надежде. Я бы мог заплакать, но сладкими слезами.

Все описанное здесь я испытывал много раз, ибо больше всего в Париже любил гулять по кладбищам Пер-Лашез и Монмартра. Я с детства с огромным почтением относился к мертвым. Временное положение грозило затянуться надолго; мои финансы таяли, наводя меня на грустные размышления.