Вечером, кажется, первого же дня ко мне явилось несколько полтавцев, фамилии их не помню. Между ними был граф Капнист, бывший член Государственной Думы, и выставил мне целый ряд доказательств, что Николай Николаевич Устимович не годится для должности председателя совета министров. Я не касался тех причин, выставленных этими господами, но сам видел, что добрейший Николай Николаевич, будучи очень полезным во время переворота, не справится с таким сложным делом. Мне было очень неприятно думать о том, что, несмотря на его помощь, мне придется все же устранить его, но я чувствовал, что для пользы дела это сделать необходимо. Когда он поправился, через несколько дней я его вызвал и сообщил ему свое решение. Я ожидал протеста и обиды. Он же мне просто ответил: «Я вам, пан гетман, человек преданный. Если вы считаете, что я не гожусь – приказывайте. Я лично ничего не добиваюсь». Он остался со мной в хороших отношениях до последнего дня гетманства. Я уважаю его и считаю его бесхитростно честным и благородным человеком, что, к сожалению, встречается в наше время не так уж часто, и с большими затруднениями через день или два у меня были следующие министры: инженер Бутенко – министр путей сообщения, профессор Василенко – министр народного просвещения, профессор Чубинский – министр юстиции, профессор Вагнер – министр труда, д-р Любинский – министр здравия, Гутник, еврей, – министр промышленности, Ржепецкий – министр финансов, Соколовский – министр продовольствия. Державным секретарем был Гижицкий. Остальные портфели были распределены временно следующим образом: председатель совета министров – Василенко, министр внутренних дел – товарищ министра – Вишневский; военный начальник Генерального штаба – полковник Сливинский, морское министерство – начальник Генерального штаба, капитан Максимов министерство иностранных дел – Василенко, он же и исповедания. В таком составе состоялось первое заседание. Мне нужен был председатель совета министров. Я давно уже хотел Петра Яковлевича Дорошенко, но он отказывался, отговариваясь болезненным состоянием. Я очень сожалел об его отказе. Наконец я вспомнил о Федоре Андреевиче Лизогубе, видном земском деятеле, впоследствии начальнике канцелярии наместника на Кавказе, великого князя Николая Николаевича, кажется, товарище министра при Временном правительстве. Лично я его не знал, но его репутация говорила за себя. После некоторой телеграфной проволочки он приехал и занял предлагаемое ему место. С министром иностранных дел было осложнение: предполагался Дмитрий Дорошенко, но тут внезапно вмешались немцы. Я получил письмо, в котором Греннер меня просил не назначать его. Оказалось, что он получил сведение, что Дорошенко австрийской ориентации. Не знаю, насколько это правда; во всяком случае, Дорошенко самым категорическим образом это отвергал. Он написал письмо, был у немцев, и в конце концов инцидент уладился и он вошел в состав кабинета на правах управляющего министерством, как бы на испытание. Большое осложнение произошло из-за министра исповедания. Замещение этого портфеля, ввиду предстоящего открытия Украинского Церковного Собора, имело большое значение. Наконец, пост этот занял профессор Зиньковский. Военного министра положительно некем было заместить. Пересматривая списки начальствующих в украинской армии лиц, армии, в которой существовали лишь слабые кадры, я вспомнил о генерале Лигнау. В 1917 году мой корпус дрался рядом с 7-м Сибирским корпусом, где начальником штаба был генерал Лигнау. Он мне тогда очень понравился своей энергией, спокойствием и толковостью. Я его немедленно вызвал из дивизии, которой он командовал, и назначил его временно на пост товарища военного министра, до утверждения его на этой должности, уже после назначения мной военного министра. Он согласился. На должность министра земледелия назначен был, это уже был личный выбор Лизогуба, Колокольцев, харьковский земский деятель, агроном, пользующийся прекрасной репутацией. Временно исполнял должность морского министра очень долгое время капитан Максимов. Портфель министра внутренних дел взял на себя Ф.А. Лизогуб.
Прежде нежели идти далее, в повествовании, хотя это трудно и легко впасть в ошибку: слишком мало времени прошло с той поры, когда я впервые встретился с составом моих министров, я считаю необходимым сделать характеристику этих действующих лиц. Мне кажется, что весь дальнейший мой рассказ будет от этого рельефнее.