Воспоминания гетмана

Насколько хорошо было наше финансовое положение еще в октябре, доказывает то, что мы с Ржепецким надеялись, что смета нового года будет проведена без дефицита. Помню такую подробность: велись переговоры по валюте с немцами. Мы считали, что заключили ужасно невыгодную сделку с ними, что немцы могли нас только силой заставить согласиться на это. А дело заключалось в том, что пришлось на то, чтобы марки принимались по курсу в 85 коп. На самом же деле их можно было скупать по 65 коп. А теперь карбованец стоит 60 пфеннингов.

Очень обвиняли Ржепецкого за то, что он недостаточно обращал внимание на взимание прежних налогов. Не берусь судить в таком сложном вопросе, насколько Ржепецкий был тут виноват, во всяком случае, им на этот вопрос обращалось много внимания. Предполагалось учреждение и открытие нескольких банков. В этом деле я не соглашался с политикой Ржепецкого, и мне казалось, что он слишком был пристрастен к одним и недостаточно требователен к другим. Этот вопрос настолько был для меня важен в смысле выяснений, что я просил Лизогуба обратить на него особое внимание. Идти на какие-либо уступки немцам Ржепецкий считал немыслимым, и не потому, что это были немцы, он просто как хозяин был скуп и берег каждую государственную копейку. Левые партии обвиняли Ржепецкого в том, что он субсидировал сахарную промышленность; я находил, что в этом отношении он был вполне прав. Весь вопрос состоял в том, чтобы в первую голову поднять промышленность. Как же ее было не субсидировать?

Он формировал Корпус пограничной стражи. Командиром его был назначен молодой генерал с Георгием на шее, Васильев. Дело продвигалось туго. Во всяком случае, как плохо это ни подвигалось из-за того, что все платные солдаты были тот же распропагандированный элемент, все-таки корпус своими арестами контрабанды себя окупал.

Так как народ спаивался самогонкой, производство которой процветало во всех деревнях, и на эту самогонку тратилось громадное количество зерна, решено было восстановить винную монополию, которая в первый же год давала значительный доход.

Ржепецкий не производил каких-нибудь эффектов новыми финансовыми операциями, не поражал всех своими блестящими комбинациями, этого не было. Он просто налаживал правительственный аппарат, без которого положительно ничего нельзя было провести.

В политике с Великороссией я считал необходимым принять все меры к тому, чтобы освободиться от петроградских и московских банков, и входил в соглашение с местными отделениями всех тех банков, чтобы на первых порах сделать их широко автономными. Но с Ржепецким, как и со всеми остальными министрами и со мной, получалась та же самая история, требовались какие-то экстренные реформы немедленно, а этого, при честном исполнении дела, нельзя было сделать. Прежде всего необходимо было наладить правительственный аппарат и тогда лишь можно было подумать об эффектах, если они были необходимы.

У Ржепецкого был действительно образцовый состав высших служащих, все это были выдающиеся люди из петроградского министерства. Я могу обвинять Ржепецкого только в его удивительной недальновидности в вопросах внутренней и внешней политики. Обладая даром слова и занимая, благодаря своему характеру, выдающееся положение в совете министров, он, пользуясь своим влиянием, из-за непонимания им общей обстановки, затормозил несколько хороших начинаний. В вопросе армии он тоже был неприятен. Военному министру, не острому на язык, приходилось положительно выколачивать каждую копейку, и время на это тратилось зря.

Читая теперь газеты, я часто встречаю в них указания на реакционную политику нашего правительства. Я с этим, объективно рассуждая, совершенно не согласен. Уж по одному своему составу можно было бы видеть, что там какой-нибудь реакционности нет места. Все министры, которые были в кабинете, были деятелями Временного правительства. Это верно, что министры подвергались атакам справа, что в провинции попадались люди, действовавшие, особенно первое время, реакционно, – не подлежит сомнению, но что все направление и дух правительства этим страдали – это сознательная или бессознательная выдумка. Мы задались целью провести демократические реформы, так же как и аграрную. Я и теперь считаю, что далее идти пока нельзя было в своих начинаниях. Да, впрочем, мы уже видели несколько примеров, из них последний – киевская Директория, просуществовавшая в Киеве не больше трех недель, покатилась в сторону большевизма, не имея возможности удержаться на точке разумного социализма. И так будет у нас впереди еще очень долго. Что бы ни говорили и наши, и западные социалисты, занимающиеся благополучием нашей Украины…