Воспоминания (Из книги «Частное владение»)

Несмотря на царящий в воспоминаниях хаос и сумбур, начиная с тридцать шестого года смутные и разрозненные образы сливаются воедино, образуя цельную картину. Наша семья проживала в небольшом особняке на улице Пабло Альковер. Каждое утро моя мать погружалась в заботы домохозяйки, а отец очень рано отправлялся в контору ABDECA — Барселонского акционерного общества по производству клеющих веществ и минеральных удобрений. Он владел основными акциями этого общества, фабрика которого находилась в Оспиталете[6]. Когда прошло потрясение после смерти моего брата Антонио, жизнь родителей, как мне кажется, вошла в обычное русло и протекала спокойно и мирно. Марта, Хосе Агусгин и я ходили в школу при монастыре Святой Тересы, а все заботы и обязанности по воспитанию Луиса возлагались на няню-галисийку. Для стороннего наблюдателя мы являли собой образчик буржуазного семейства того времени: автомобиль хорошей модели, акции, вложенные в небольшое промышленное предприятие, особняк, снятый в квартале Трес-Торрес, новенькая дача в модном районе Пучсердá. Соответствовало ли такое благополучное существование — удобное, но все же без особых претензий — вкусам и желаниям моих родителей — вопрос, на который я не могу ответить с уверенностью. Отец, получив диплом химика, пытался сочетать свой несомненный талант и изобретательность в этой области с весьма сомнительным умением вести дела. В отличие от своих братьев Леопольдо и Луиса — последний стал инвалидом из-за глухоты — он стремился быть человеком действия, достойным продолжателем рода, основанного упрямым и настойчивым юношей из Лекеитьо, некогда уехавшим на Кубу. Не имея достоверных данных, я все же предполагаю, что дела сначала шли неплохо: наш образ жизни — не столь блестящий, как у разорившихся из-за мотовства родственников, — вероятно, отвечал запросам и характеру отца. Хотя надо отметить, что в его характере удивительно уживались черты самого противоположного свойства: стремление к жизни умеренной и строгой, немного на прусский манер, и мелочное тщеславие, жажда потягаться с подвигами прадеда, сметавшая на своем пути все препятствия, возведенные его обычной скупостью, заставлявшая безрассудно вкладывать средства в авантюрные или бессмысленные предприятия. Деловые начинания отца принесли удачу, однако мировой экономический кризис и мощные потрясения времен Республики вскоре поставят перед ним множество проблем. Но пока, в тридцать шестом году, который, словно ключ, отпирает двери моих воспоминаний, отец был достойным представителем своего класса — преуспевающий благонамеренный буржуа, с непреложными правыми убеждениями, готовый предусмотрительно отвести опасность той бури, которая, к несчастью для него и для всех, в конце концов обрушит на страну свой бешеный натиск.

Определить характер матери совсем не так просто. Она происходила из семьи, где любили людей свободной профессии, уже в детстве приобщилась к миру культуры и в то же время без видимых сложностей приспособилась к жизни с человеком, чей интеллект и интересы значительно отличались от ее собственных. Хозяйка дома, образцовая супруга, мать четверых детей — роль, уготованная моей матери добропорядочным обществом в лице мужа, — находилась в полном несоответствии со сложностью ее характера и с ненасытной жаждой к чтению. Портрет матери, висящий в доме на улице Пабло Альковер, написанный в пустой условной манере, — еще молодая женщина с кротким лицом, изящно причесанная, одетая в меховое манто, — не отражает всей человеческой глубины и сложности, которую раскрывает список ее любимых книг. Тогда как для отца никакой литературы просто не существовало и выход в свет «Ловкости рук» был для него словно гром среди ясного неба, мама сумела, возможно с помощью своего дяди-поэта, стать вполне образованным для своей среды человеком.