Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву

Процесс добывания орехов был достаточно трудоемким. Шишки, которые приносил Миша, я долго варила в большом котле с водой, после чего они становились мягкими, и чешуя раскрывалась. Затем необходимо было лущить шишки, чтобы извлечь из них орешки. Работа эта была не слишком приятной и довольно болезненной, так как никаких приспособлений для нее у нас не было и все приходилось делать руками, загоняя занозы в пальцы и под ногти.

Зато потом вся семья постоянно грызла эти орешки. Не могу сказать, что они при всей их полезности насыщали желудки, но они отвлекали от мыслей о еде, притупляя голод.

Мы с Мишей работали, как говорится, не покладая рук, проявляя чудеса изобретательности, чтобы тем или иным способом добыть дополнительную еду. Несмотря на то что Миша днем и ночью пропадал на заводе (его довольно ответственная должность требовала полной отдачи энергии), он находил в себе силы иногда по ночам выходить на разгрузку угольных вагонов. За эту каторжную работу, после которой он чуть живой, с черным от угольной пыли лицом с трудом добирался домой, давали несколько ведер угля, хватавшего совсем ненадолго. Правда, зимой в Томске уголь ценился не дешевле еды, а порой являлся единственным средством выжить. Таким образом, мы не страдали от холода.

Откуда у нас брались силы, сказать не могу. Психологи говорят, что у человека в экстремальных условиях вскрываются огромные резервы физической и психической энергии, о которых в обычное время он даже не подозревает. И мы с Мишей, пожалуй, можем в какой-то мере подтвердить этот вывод.

Но все-таки было так тяжело, требовалось такое напряжение физических и духовных сил, что теперь, вспоминая через много, много лет нашу сибирскую эвакуацию, мы с Мишей не можем логично объяснить, как нам это удалось: выжить самим, сохранить детей и всем живыми-здоровыми вернуться в Москву.

Конечно, тогда мы оба были молодыми, здоровыми, но главное – у нас была сильная мотивация выжить, которая, я уверена, и вскрывала наши внутренние резервы, давая веру, надежду и огромную энергию.

И тут я хочу усомниться в полной достоверности вышеприведенного вывода психологов. Может быть, наша жизнь в Томске и является подтверждением его, тут я не спорю, более того, жизнь Гуты, Батьи, Веры Ильиничны и многих других, пожалуй, тоже подтверждает этот вывод. Но вместе с тем я видела и другое. Конечно, условия были действительно экстремальными, тут все в порядке. Но почему-то у многих молодых, в общем-то здоровых людей в этих условиях скрытые резервы не проявились. Очень много наших знакомых и незнакомых товарищей, так сказать, по несчастью буквально в первую же зиму нашей жизни в Томске как-то сникли, сломались, а немало из них и не пережили вообще эту первую, очень тяжелую зиму. Глядя на эти факты, не нужно быть большим психологом, чтобы прийти к выводу: все-таки главными условиями того, что люди выживали, были сильная мотивация, четкая, хорошо осмысленная цель, ну и, конечно, немного удачи. Без этого, конечно, пережить нашу эвакуацию было бы очень трудно.

Вначале Миша работал начальником технологического бюро по монтажу и наладке оборудования. Затем его назначили начальником главного технологического отдела завода, и он почти совсем перестал появляться дома, так как от работы отдела полностью зависело все производство, работающее на полную мощность без выходных и праздников. Не знаю, как ему это удавалось, но практически неделями он не спал. В его кабинете была кровать, где он мог поспать считанные часы, но не более того. Кроме того, постоянно не хватало рабочих на основном производстве. Да это было и понятно – почти все взрослое население воевало, поэтому на заводе подавляющее большинство рабочих состояло из женщин, юношей и девушек, почти детей.

После войны в официальной советской прессе эти юноши и девушки изображались исключительно героями, комсомольцами, до самозабвения преданными Родине и думающими только о победе над фашистами. Не знаю, может быть, где-то так и было, но не на нашем заводе. Эта категория работников, состоявшая в большинстве своем из местного населения, буквально наводила ужас на жителей поселка. Среди ребят большой процент составляли отъявленные хулиганы и, мягко выражаясь, девушки легкого поведения, торговавшие своим телом без отрыва от производства.

Несмотря на то что все эти юноши и девушки родились уже при советской власти, антисемитизмом их успели пропитать. Стены туалетов, даже начальственных, пестрели антисемитскими лозунгами типа «Бей жидов, спасай Россию!», которые противно здесь приводить.

Они, конечно, работали полную смену, то есть 12 часов, так как труд тогда в общем-то был подневольным и мастера, обладавшие почти неограниченной властью, могли сделать практически все: лишить талонов на суп, перевести на более тяжелую работу, хотя, если откровенно, легкой работы на заводе не было, могли даже влепить затрещину. Короче, ребята больше работали за страх, чем за совесть.