Воспоминания (Катакомбы XX века)

Однажды мать Мария приехала в Москву, в Загорск. Это была уже пожилая монахиня, украинка, приветливая, открытая, но молчаливая. Часто говорили, что живут они только чудесами, исключительно чудесами. Она гостила у матушки недели три, потом собралась ехать обратно. В то время ездить было очень трудно, и матушка сказала, что я должна сопровождать мать Марию. Я испугалась: вокзалы, поезда, трудные посадки" Но матушка распорядилась, и я стала готовиться к отъезду.

Мы ехали с перерывами. По пути мы должны были заехать в Саратов, где жила одна из духовных дочерей нашей матушки - сестрица Пашенька. После войны ездить было очень трудно, всюду царили разруха и голод. С большим страхом я села в вагон дальнего следования: это было мое первое путешествие после возвращения из заключения. Я всегда боялась внешнего мира, боялась жизни, а после заключения - особенно. А тут мне приходилось быть опорой и помощником матери Марии, которая никак не могла путешествовать одна.

Мы доехали до Саратова, где на окраине города жила сестрица Пашенька. Ехать нам пришлось довольно долго, пока мы добрались до нее. Это было что-то вроде пригорода с небольшими огородами и садами. В одном из таких домиков и жила Пашенька.

Нас приветливо встретили насельницы сестрицы Пашеньки. Их было несколько человек, и вся обстановка в доме была совсем как у нашей матушки. Насельницы эти были большей частью из мордвы. Они прекрасно говорили по-русски, так же, как и по-мордовски. И все-таки по характеру и по темпераменту они несколько отличались от русских. Начальницей этой небольшой обители была сестрица Пашенька.

После первых приветствий и восклицаний мы пошли здороваться с Пашенькой. При доме была небольшая пристройка, что-то вроде террасы, где лежала Пашенька. Там стояли кровать и стол со шкафчиком, на столе были колокольчик и несколько, очевидно, богослужебных, книг. Первой пошла к ней мать Мария. Была она там долго. После нее пошла я. Меня не предупредили, что Пашенька - полный инвалид. Я увидела перед собой урода, такого, какого я никогда еще в жизни не видела. Мне показалось, что тела почти совсем не было, - оно было маленьким, скрюченным и высохшим. И большая голова с громадными голубыми глазами. Первое мое чувство было ощущение страха и тошноты, которая подступает к горлу, когда видишь уж очень большое уродство. Но это было только первое мгновение. Потом все прошло, и я видела только громадные глаза, совершенно необычайные, которые внимательно смотрели на меня, - глаза, сияющие как два голубых солнца.

У нее была какая-то странная болезнь. Когда ей было лет пять, в деревне, где она жила, внезапно поднялся ужасный вихрь. Ветер был такой сильный, что с домов сносило крыши, а ее приподняло на воздух и с силой ударило о землю. С тех пор она заболела, вся высохла и ничего не могла есть: кормили ее жидкими кашицами. Зимой, мне рассказывали, она никогда не переходила в теплое помещение. Несмотря на суровые зимы, она оставалась тут, в нетопленой террасе, и обогревалась только маленькими подушечками, нагретыми на печке. Врачи удивлялись, каким образом она вообще живет. Тем не менее, она продолжала жить.

Пашенька протянула каким-то сдавленным голосом: "Ну, здра-а-авствуй" Что ты мне скажешь?" Голос звучал так, как будто исходил из глубины. Я растерянно помолчала, потом сказала неожиданно для себя: "Меня никто не любит", - и заплакала. Это признание, которое внезапно, со страшной силой, подступило к моему горлу, было неожиданным для меня самой. Слезы текли ручьями. Я чувствовала, что меня действительно никто не любит. Я ощутила такой недостаток любви - может, поэтому я становилась все дальше и дальше от Загорска? Быть может, в этом причина моего состояния, которое я называла "беглым монахом"?

"Никто не любит? - протянула Пашенька. - Как это так? Да ведь я тебя люблю". И глаза ее засияли еще сильней. Я действительно увидела любовь в ее глазах. "Я буду за тебя молиться, а ты молись за меня, - продолжала она. - А когда будешь молиться за меня, обязательно не забывай и моих родителей. Их зовут Авраамий и Анна. Сначала скажи: Авраамий и Анна, а потом меня. Ну, ступай, будь спокойна", - и она отпустила меня, перекрестив широким крестом.

Я ушла от нее с легким сердцем и мокрым от слез лицом. Я была уверена, что видела ангела.

Я вышла во двор. Там стояла будка, и к ней была привязана небольшая собачка, которая своим лаем оповещала, что кто-то приблизился. Вряд ли она могла кого-нибудь напугать. Я подумала: "Бедная собака! Наверное, она никогда не получает мяса". Потому что все насельницы строго постились и, как полагается в православии, мяса не ели. Я пошла пройтись и недалеко от дома Пашеньки обнаружила небольшой рынок. Зашла туда и увидела, что там продается колбаса. Денег у меня было мало, но я решила, что все-таки надо этой собачке дать попробовать вкус мяса, и купила маленький кусочек, чтобы она знала, что есть еще другая пища, а не только всякие кашицы и картошка.