Воспоминания (Катакомбы XX века)

Однажды, собираясь вечером ехать в Загорск к батюшке, я была неспокойна. Меня тяготила постоянная необходимость скрывать и обманывать, а также опасение, что очередная поездка может окончиться неблагополучно не только для меня, но и для него. Перед самым отъездом, чтобы немного успокоиться, я наугад открыла Евангелие и прочла следующие слова: "Мир Мой даю вам; не так, как мир дает, Я даю вам" (Ин 14:27).

Когда я приехала к батюшке, он открыл Евангелие и прочел мне эти же самые строки. Тогда я рассказала ему обо всем. "Вот видите!" - сказал он, давая мне понять, что это "совпадение" не было случайным.

Посещая время от времени храм до крещения, я улавливала только отдельные фрагменты богослужения. Когда я слышала пение "Христос Воскресе" или "Господи, помилуй", мне хотелось, чтобы оно никогда не прекращалось. Постепенно начали выделяться островками "великое славословие", "Свете тихий" и другие. Особенно сильное впечатление произвели на меня слова "Святый Боже", которые я прочла однажды на часовне в Охотном ряду, возвращаясь поздно вечером из университета пешком.

Иногда, придя в церковь и уловив какой-либо особенно поразивший меня, новый для меня момент, который заключался, например, в словах "Исповедуйтеся Богу Небесному" или в отдельных песнопениях Великого поста, я уходила из храма, потому что больше я не могла ничего вместить и иногда долго ходила потом по улицам.

Здесь все было другое. Приехав к батюшке, я чувствовала, что весь мир остается где-то в стороне. Во время богослужения, кроме меня, присутствовало часто всего два-три человека. Батюшка стоял совсем близко, и все богослужение от начала до конца проходило передо мной. Батюшка служил в этой своеобразной обстановке так же, как он служил прежде в большом, переполненном народом храме.

И это поразительное несоответствие между совершаемым богослужением и внешней обстановкой, в которой оно совершалось, с чрезвычайной остротой подчеркивало глубокое, объективное, космическое значение литургии, которая должна была совершаться независимо от того, сколько человек на ней присутствует, так же как прибой морских волн не может приостановиться из-за того, что нет свидетелей.

Иногда все происходящее казалось мне столь значительным, что я переставала понимать, зачем я здесь, какое право имею здесь присутствовать.

Совершая богослужение в своих "катакомбах", батюшка выполнял какую-то большую историческую миссию: "он охранял чистоту Православия". Это убеждение придавало особый колорит всей его деятельности: он не был изгнан - он ушел сам, он не выжидал, а творил, он трудился не для этой только узкой группы людей, которые могли видеться с ним в этих условиях, но для Церкви, для будущего.

Но он ни на минуту не забывал и живых людей. Стоя возле батюшки во время богослужения, я знала, что он чувствует мое состояние в каждый момент и старается помочь мне. Мне было спокойней от того, что он понимает все и не дает мне ошибиться. В то время я боялась сделать какое-либо движение по собственному побуждению, так как мне всегда казалось, что я сделаю не так, как нужно. Я знала, что некоторые оценивают мое поведение как холодность. Они не понимали, что мои чувства были еще скованы, что всякое внешнее проявление чувства давалось с большим трудом и казалось недозволительным.

Однажды, когда все клали поклоны при чтении молитвы "Господи и Владыко..." и я попыталась последовать их примеру, батюшка подошел ко мне и тихо сказал: "В землю не надо". Эти слова не только освободили меня от скованности, но дали мне ясно почувствовать большой внутренний смысл земного поклона.

Батюшке очень хотелось, чтобы я хоть раз прослушала преждеосвященную литургию. Сделать это было очень трудно, так как уехать в Загорск в рабочий день было невозможно. Наконец мне удалось как-то освободить себе утро и я приехала в Загорск накануне с ночевкой. Богослужение должно было начаться еще до восхода солнца. Когда я вошла в батюшкину комнату, "часы" уже начались. Слова псалмов и молитв оживляли маленький домик, так что казалось, что самый воздух, предметы и стены участвуют в богослужении. Звуки поднимались ввысь, окружали образ Божией Матери и наполняли собой все.

В эти благодатные минуты всей силой своей души, всем напряжением веры и любви, доступным человеку, батюшка молился за себя, за нас, за весь мир: "Иже Пресвятаго Твоего Духа в третий час Апостолом Твоим ниспославый, Того, Благий, не отыми от нас, но обнови нас, молящих Ти ся!..."

И сейчас, через много лет, когда в церкви в дни Великого поста священник провозглашает 3-й час, мне кажется, я слышу голос нашего старца.

После окончания богослужения мне надо было торопиться на работу.

"Я счастлив, что Вы имели возможность присутствовать за литургией Преждеосвященных Даров", - сказал мне батюшка.

В это лето батюшка благословил Леночку жить на даче в Лосинке*.

---------------------------------------------

* Станция Лосиноостровская по Ярославской железной дороге (прим. ред.)