Воспоминания немецкого генерала. Танковые войска Германии во Второй мировой войне. 1939–1945

з) следует, однако, отметить, что весь полученный опыт лежал в сфере передвижения и снабжения танковых частей; опыта ведения военных действий в этот раз мы не приобрели. Однако будущее показало, что немецкие бронетанковые войска и здесь были на правильном пути.

В своих воспоминаниях, кстати весьма ценных и значимых, Уинстон Черчилль описывает аншлюс совершенно иначе[5]. Его стоит процитировать целиком:

«Триумфальный вход в Вену был давней заветной мечтой капрала-австрияка. Ночью в пятницу 12 марта нацистская партия провела в столице заранее запланированное приветственное факельное шествие в честь героев-завоевателей. Но герои не прибыли. Поэтому троих баварцев из интендантской службы, которые приехали на поезде, для того чтобы решить вопрос о размещении солдат, пришлось, как единственных представителей, нести по улицам на руках, чему сами они были сильно удивлены… Сами же виновники торжества продвигались весьма неторопливо. Немецкие боевые машины неуклюже перешли через границу и остановились возле Линца. Несмотря на хорошую погоду и отличные дорожные условия, большая часть танков сломалась. Поломки имелись также и у моторизованной тяжелой артиллерии. Дорога от Линца до Вены была забита тяжелой колесной техникой, отказавшейся двигаться дальше. Ответственность за поломки, которые показали неподготовленность германской армии на данной ступени реформ, возложили на генерала фон Рейхенау, фаворита Гитлера, командующего 4-й группой армий.

Гитлер сам, проезжая через Линц, видел эти заторы и пришел в ярость. Легкие танки смогли выбраться из затора и вошли в Вену рано утром в воскресенье. Колесную технику и моторизованную тяжелую артиллерию доставили по железной дороге на открытых платформах, и только таким образом они успели к церемонии. Известно много картин, изображающих, как Гитлер следует через Вену посреди ликующей или испуганной толпы. Но у этого мистического триумфа была неспокойная подоплека. Фюрер еле скрывал бешенство, в которое привело его свидетельство явных недостатков германской военной техники. Он отчитал генералов, а те не промолчали в ответ. Они напомнили Гитлеру о том, что он отказался слушать Фрича, предостерегавшего о том, что Германия не в том положении, чтобы пойти на риск серьезного конфликта. Однако внешние приличия были соблюдены. Официальные празднования и парады состоялись…»

Уинстона Черчилля, очевидно, дезинформировали. Насколько я знаю, из Баварии до Вены поезда 12 марта не ходили[6]. «Троим сильно удивленным баварцам» пришлось бы лететь туда. Немецкие боевые машины задержались в Линце по моему приказу для встречи Гитлера, и ни по какой другой причине. В любом случае они достигли Вены тем же днем. Погода была плохая; к полудню начался дождь, а ночью была сильная вьюга. Единственную дорогу из Линца в Вену ремонтировали, и отдельные ее участки находились в очень плохом состоянии. Большинство танков добрались до Вены без поломок. Дефектов в тяжелой артиллерии не проявилось, по той причине, что у нас не было тяжелой артиллерии. И заторов на дороге не было никогда. Генерал фон Рейхенау только что получил командование над 4-й группой армий 4 февраля 1938 года, и едва ли он мог отвечать за снаряжение своих войск, которыми командовал только пять недель. И его предшественник, генерал-полковник фон Браухич, занимал свою должность еще столь недолго, что его тоже нельзя было винить в чем-либо.

Как уже было сказано, я лично встретил Гитлера в Линце. Его можно было назвать каким угодно, только не разъяренным. Это был, пожалуй, единственный случай, когда я видел его глубоко тронутым. Пока он обращался к взволнованной толпе внизу, я стоял рядом с ним на балконе ратуши в Линце и видел его вблизи. Слезы текли у Гитлера по щекам, и слезы эти были искренними.

На тот момент у нас были только легкие танки. Тяжелых танков не существовало, так же как и тяжелой артиллерии, и потому их никак нельзя было перевезти на открытых железнодорожных платформах.

Насколько мне известно, ни один офицер не был «отчитан». Не было выдвинуто никаких возражений; а даже если и были, я об этом ничего не знал. Что касается меня, то в эти майские дни Гитлер относился ко мне неизменно учтиво, как в Линце, так и в Вене. Единственным человеком, который выдвинул против меня какие-то обвинения, был генерал-полковник фон Бок, главнокомандующий оккупационными силами, – и то лишь из-за украшений, которые я приказал поместить на танки и которые он признал противоречащими правилам. После того как я объяснил, что это сделано с разрешения Гитлера, вопрос был исчерпан.