Воспоминания о будущем. Идеи современной экономики

Соответственно, был задействован главный ресурс ФРС, так сказать, орудие главного калибра, эмиссия. И она дала свой результат: колоссальный вброс денег в экономику позволил сохранить финансовые потоки и механизмы стимулирования конечного спроса. Правда, уже не через рост частного долга, а через рост долга государственного, примерно по тому же механизму, что работают аналогичные системы стимулирования в странах Западной Европы. Приведенные выше рассуждения позволили приостановить начало дефляционного шока (в отличие от ситуации 1930 г.), однако у всего этого механизма был один принципиальный недостаток: он был ограничен по времени… И это понимали все действующие лица.

Как уже отмечалось выше, кредитный мультипликатор снизился с 17 до 4 к середине 2014 г., но на момент начала кризиса предсказать этот срок точно было нельзя. Понятно было только, что у финансистов было около пяти лет на то, чтобы совершить какие-то действия, которые, во-первых, обеспечили бы для них пусть относительную личную безопасность, а во-вторых, позволили бы им в качестве элиты Западного ГП сохранить доминирование в мире.

Отметим, кстати, что эмиссия 2,5 трлн наличных долларов (напомню, что денежная база в США, составляющая на начало кризиса 0,8 трлн долларов, к середине 2014 г. выросла до 3,3 трлн) с учетом мультипликатора дала для расширенной денежной массы (агрегата М3) прирост в 10 трлн долларов. Что примерно соответствует объему стимулирования спроса за счет роста частного долга (1,5 трлн в год за 6 лет). Если бы не эти деньги, обвал в финансовой системе США (т. е. начало острой стадии ПЭК-кризиса, о котором я писал выше) состоялся бы уже тогда.

Кроме того, необходимо было в обязательном порядке не допустить распада мировой долларовой системы. И сразу после кризиса был срочно создан новый координирующий орган государственных управленческих элит (но советы ему писали и давали именно финансисты!), который получил название G20. В него вошли практически все страны, влияние которых на мировую финансовую систему было достаточно заметным (Австралия, Аргентина, Бразилия, Великобритания, Германия, Индия, Индонезия, Италия, Канада, Китай, Мексика, Россия, Саудовская Аравия, США, Турция, Франция, Южная Корея, ЮАР, Япония и Европейский союз). Первое его заседание состоялось в ноябре 2008 г., и некоторое время шло через каждые полгода.

В реальности попытки расширить формат G7 предпринимались и раньше, но на чисто финансовом уровне (министры финансов и руководители центробанков). Попытки эти были достаточно ограничены, и реально, на уровне глав государств, он заработал как раз осенью 2008 г. И самым главным вопросом, который из раза в раз поднимался на заседаниях, был вопрос о запрете на ограничения перетока капитала. Разумеется, государства старались этот запрет обходить (за исключением России, министр финансов которой Кудрин как раз и отмечался как наиболее последовательный исполнитель резолюций саммитов G20, за что и получил свои международные награды), но все-таки разрушение мировой финансовой системы удалось предотвратить.

Но главную проблему это не решало. Потенциал самостоятельного стимулирования роста (т. е. снижения рисков) банками в мировой и американской экономике давно был исчерпан, без рефинансирования со стороны центробанков они уже давно были беспомощны (в этом смысле повторялась ситуация начала ХХ в., первого ПЭК-кризиса). Потенциал стимулирования со стороны центробанков тоже был на пределе (в США, как мы уже отмечали, он был достигнут к середине 2014 г.). Кризис-матрешка проявил себя в полной мере: ситуация начала ХХ в. повторилась в начале XXI в. уже на уровне центробанков. И вот тут у финансистов появилась идея, которая, весьма возможно, будоражила их уже много десятилетий.

Я уже описывал эту коллизию: Бреттон-Вудская конференция создала несколько международных институтов, МВФ, Мировой банк, ГАТТ (ВТО). А вот валюта, на основании которой строилась Бреттон-Вудская финансовая система, осталась в формальной юрисдикции США, как и ее регулирующий орган, ФРС США. Да, его управление перешло на частный уровень (напомню, большинство в Совете управляющих ФРС имеют руководители частных региональных резервных банков), но, в условиях острого кризиса, это неизбежно создавало конфликт интересов.

В 1944 г., когда экономика США составляла более 50 % и по производству, и по потреблению, возникновение такого конфликта представлялось еще достаточно экзотической ситуацией (да и ХХ в., век «больших батальонов», не оставлял больших возможностей для давления на руководство США). Но к началу века XXI, когда доля США в мировой экономике по производству упала ниже 20 %, а по потреблению (с учетом эмиссии долларов и по паритету покупательной способности) составляет как минимум процентов 30, а то и 35, эта проблема встала в полный рост.