Воспоминания о Евгении Шварце

Самыми близкими друзьями Евгения Львовича были в ту пору Н. М. Олейников (ставший жертвой культа личности) и Антон Исаакович Шварц. Не могу забыть 1954 год. Малый зал филармонии, гражданская панихида. Хороним Антона Шварца. И в толпе бледное, словно какое-то чужое лицо Евгения. Они дружили с двенадцатилетнего возраста (31). Евгений Львович пережил своего друга всего на четыре года.

В 1929 году А. А. Брянцев и Б. Зон поставили первую пьесу Евгения Шварца «Ундервуд». Оформил спектакль художник Бейер (32). Спектакль имел большой успех. Хороша и оригинальна была сама пьеса. Играли наилучшие актеры ТЮЗа: Охитина, Пугачева (33), Вакерова, Черкасов, Чирков (34), Полицеймако (35). В пьесе впервые действовало радио. Тогда оно только входило в жизнь, и это было сенсацией. Дети на спектакле волновались, переживали за пионерку Марусю, и Шварц радовался этой детской активности и был счастлив…

Евгений Львович был очень мягким человеком. Любимый писатель его был Антон Павлович Чехов. Всю жизнь на столе, за которым писал Шварц, стоял портрет Антона Павловича. Шварц очень радовался, когда ему что-то нравилось — в музыке ли, в литературе ли — всё равно. Он хвалил радостно и как-то щедро. Если не нравилось, очень не любил говорить неприятное, но, преодолевая это чувство, все же говорил в глаза, как-то тихо и ласково горькую правду. Когда же эта правда встречалась в штыки, он сразу делался жестоким, гневным, а когда успокаивался, взгляд его еще долго оставался холодным, словно каким-то чужим. Душой он не кривил. Я, по крайней мере, этого за ним не знала.

Шварц очень любил детей. Много душевного тепла, любви и заботы уделял он нашему маленькому племяннику, покойному Коленьке Дмитриеву, а потом дочери своей Наташе, а впоследствии внукам, и всех он любил и заботился до конца своих дней.

Помогал он многим и чужим ребятам, подбирали мы с ним беспризорников, и трех-четырех при помощи Маршака удалось устроить в детские дома. Это было тогда не так просто. Дети стайками ходили за Шварцем. Стоило ему появиться во дворе, как они уже кричали: «Наташа, твой папа идет!»

[…В июле 29-го я все узнала. У него уже тогда была Катя (36). Мы выяснили отношения, и в октябре он окончательно ушел.

16 апреля родилась Наташа. Его вещички я выбросила ему в окно.

Через год Наташа заболела тяжелой формой скарлатины. Даже доктор-волшебник признал свою беспомощность. Женя переживал ужасно. Он никогда не был верующим или чем-то еще в этом роде, но здесь он посчитал, что это возмездие ему за то, что он бросил дочь. Он уговаривал меня прогнать мужа (я довольно скоро вышла замуж за Альтуса (37), чтобы он мог вернуться в семью, и тем искупить свою вину.]

Евгений Львович был сложным человеком: были у него и твердость воли и безволие рядом, и гневность и мягкость, и суровость и ласковость. Но было точно — чистая душа и доброжелательность к людям. Его пьесы для взрослых, поставленные в театре Комедии режиссером Николаем Павловичем Акимовым, другом Шварца. Поставленные же во многих городах «Тень», «Обыкновенное чудо» и другие пьесы, напечатанные в сборнике его произведений (38), дают, мне кажется, возможность каждому внимательному зрителю или читателю понять и почувствовать незаурядную личность писателя Евгения Львовича Шварца.

1965–1967

Моисей Янковский Из сборника «Мы знали Евгения Шварца»

Это было в декабре 1920 года. Я приехал в Ростов-на-Дону, город, незадолго до этого освобожденный от белых и живущий трудной, далеко не сытой жизнью. Плохо было с питанием и топливом. Зябкая зима, пронизывающий ветер с Дона. Самодельные буржуйки, в которых едва тлел сырой штыб — угольная пыль.

Почему-то именно Ростов и Одесса оказались в то время населенными множеством даровитых людей. Из Ростова вышло немало крупных советских писателей и журналистов. В Ростове довольно часто возникали интересные художественные начинания. Юное поколение интеллигенции было исполнено, несмотря на еще не завершившиеся битвы гражданской войны, творческого горения, поисков.

Особенно тянули к себе молодежь модные в те годы «левые» течения, которые противостояли якобы отжившим формам дореволюционного искусства. Слово «традиция» было тогда не в ходу. Некоторые из формальных исканий того времени, несомненно, были связаны с воинственным отрицанием художественных направлений, возникших и развивавшихся в условиях буржуазного строя. Старое искусство отпугивало главным образом тем, что оно «старое».

Это было время беспокойных поисков, точный адрес которых еще не был до конца ясен. Припоминая те великие, поистине прекрасные годы, надо зримо представить их себе, прежде чем судить об этих поисках.

В Ростове-на-Дону в ту пору возникло молодое литературное начинание под шумным названием «Ничевоки». Из них ничего и не вышло. Возник там и театр: Театральная мастерская.