Воспоминания о Евгении Шварце

Я знал этого замечательного писателя и человека с юношеских лет, но не сумел по-настоящему оценить его талант. Да и сам он, хоть и был волшебником, пророком не был. А это, оказывается, разные профессии, совсем несхожие таланты.

1970-е гг.

Гаянэ Холодова О Евгении Львовиче Шварце

1919 год. Ростов-на-Дону.

Тонет во мраке зрительный зал. Тускло освещена сцена. Идет репетиция «Пира по время чумы». До ее начала Павел Карлович (1), режиссер, объявляет: «Сегодня придут к нам два новых актера — братья Шварцы из Краснодара. Они студенты, кажется двоюродные. Я много слышал о них интересного, примите их как друзей. Репетицию не прерывать, если они войдут в зал во время работы».

Я — Мэри. «Было время, процветала в мире наша сторона», — начинаю я и невольно всматриваюсь в зал — нет, не видно, никто не входит. Вот окончена песенка Мэри — «А Эдмонта не покинет Дженни даже в небесах». Я умолкаю. Теперь читает Луиза — Варвара Черкесова (2), а я снова гляжу в зал… Дверь, самая дальняя от сцены, тихонько отворяется, и бесшумно входят в зал двое — Антон и Евгений Шварцы. Какие же они разные…

Репетиция кончилась. Но мы знаем — будем не раз повторять. Вейсбрем у нас самый главный, самый авторитетный… и самый молодой — ему девятнадцатый год. Он бранит нас, не стесняясь присутствием Шварцев. Особенно досталось мне, и было неловко перед новичками. Потом мы познакомились, и уж не помню как, но только вся наша маленькая труппа приняла Шварцев в свой дружный коллектив легко и радостно.

По первому короткому общению стало понятно — эти двое не могут жить без искусства. Но вот Вейсбрем хлопает в ладоши: «Повторяем, повторяем, друзья». Мы все за столом, стоящим на авансцене во всю ее ширину. («Пир» был поставлен в концертном плане, при минимуме мизансцен. Задачей было донести звучание пушкинского стиха с его глубоким драматическим смыслом). И зазвучало снова: «Почетный председатель, я помню о человеке очень вам знакомом». Роль Молодого Человека читает, пожалуй, самый лучший, тонкий наш актер Шура Остер (2), рано умерший.

Репетиция идет без остановки до самого выхода священника. «А теперь прошу вас, Тоня, прочтите нам вы стихи священника», — говорит Вейсбрем. И Антон Шварц поднимается из зала на сцену. Он держится как-то очень достойно, спокойно, и мы впервые слышим его чудесный глубокий баритон, полный своеобразного благородства и утонченности. «Безбожный пир, безбожные безумцы…»

На следующем прогоне священника предлагается прочесть Евгению Шварцу. Он выходит на сцену с несколько неестественно поднятой головой, очень худощавый, заметно волнуется, потирает руки, которые слегка дрожат. Большие серые глаза его смотрят уже на нас, гуляк и повес, сидящих за столом, с ужасом: «Безбожный пир, безбожные безумцы…» Да, у Евгения Шварца нету в голосе той красоты звучания, что у Антона, но страстность, чувство гнева и страха — всё звучит и сильно впечатляет. А когда он восклицает: «Матильды чистый дух тебя зовет», мы все отлично понимаем, какие интересные, умные, многознающие, талантливые актеры пришли в наш молодой театр — Ростовскую театральную мастерскую.

[В конце 1918 года я узнала, что на Среднем проспекте собирается театральный кружок из ростовской молодежи. Это было еще при белых. Там я впервые познакомилась с Вейсбремом, Беллой Черновой (2) и Варей Черкесовой. Было принято решение о создании «Театральной мастерской» и о постановке «Пира во время чумы» Пушкина и «Смерти Тентажиля» Метерлинка. Так как у меня уже был небольшой театральный опыт, мне поручили роли Мэри и Тентажиля. Их мы поставили еще при белых. Потом — это было уже в 1920 году — у нас шли: «Гибель „Надежды“» Гейерманса, Женя Шварц играл там эпизодическую роль, его звали там, кажется, Симоном; в «Принце Искариотском» Ремизова играли: Холодов (2) — Иуда, Тусузов (2) — Зив, я играла Онкрадо; в «Адвокате Пателене» помню только, что играли Костомолоцкий (2) и Тусузов, но кого играли не помню; «Гондла» Гумилева: Гондла — Антон Шварц, Лера — я, Лаге — Холодов, Кнорре — Женя Шварц.][22]

Потом «Пир во время чумы» объединили в один спектакль с «Моцартом и Сальери». Не помню только, что шло раньше, но, кажется, «Пир». Сальери Шварца был влюблен в Моцарта и завидовал ему. Я помню, как он с просветленными глазами встречал Моцарта, когда тот приходил со слепым скрипачом: «И ты можешь так просто прийти с ним!» [ «А вот я так не могу!»]. И постепенно от влюбленности он приходил к мысли, что Моцарт должен умереть. Он в нем вызывал бешеную зависть… А как Женя читал стихи!..