Воспоминания о Ф. Гладкове

Всего год провел Федюша со своей матерью на рыбных промыслах. В конце повести «Вольница» есть такие слова:

«...Мне было грустно, что так быстро прошел этот год, полный больших событий и душевных связей с чудесными людьми. Я стал не только старше возрастом, но и узнал многое в человеческой жизни... Погасить во мне вольный ватажный дух уже ничто не может: хоть я и мал годами, но уже знаю, в чем радость мятежной жизни, и храню как дорогой дар те волнения, которые пережиты на Жилой Косе, и те заветы, которые дали мне люди, богатые душой».

Ученик основоположника социалистической литературы Алексея Максимовича Горького, автор «Цемента», «Энергии», «Клятвы» и «Повести о детстве», талантливый писатель советской земли Федор Гладков не забыл этих заветов. Глубокие родники народной жизни, питавшие его душу с детских лет, дали красоту и силу его творениям.

Одно из своих страстных высказываний о литературе и жизни Федор Васильевич Гладков назвал «Кровью сердца». Такими словами писатель был бы вправе озаглавить все им написанное, — все, что вышло из-под пера Ф. В. Гладкова, написано кровью сердца!

Федор Васильевич Гладков пришел в литературу тогда, когда литература была разделена на различные направления, группы. Мы с ним принадлежали к разным группам: Гладков — к «Кузнице», а я — к РАПП. Но Федор Васильевич шел со своей дружбой к тому, кого он ценил, ломая групповые преграды, пренебрегая ими и отбрасывая их. Он всегда пристально следил за всем, что происходит в литературе, за каждой писательской судьбой.

Я сохранил в своей памяти те оценки, которые Федор Васильевич давал каждому написанному мною произведению. Случалось, конечно, что он и критиковал меня, — так было с повестью «Завтра».

Когда мой роман «Утро Советов» только еще вышел, Федор Васильевич позвонил мне по телефону и сказал коротко:

— Юрий, зайди ко мне. Мне нужно кое-что сказать тебе о твоем новом романе.

И тут я вдруг с ужасом вспомнил, что не успел еще подарить Федору Васильевичу свою книгу. Надписав ее, я тут же поднялся к нему — благо, жили мы в одном доме — и начал объяснять, почему получилось так, что я с опозданием приношу ему свой роман.

— Пустяки, — отмахнулся Федор Васильевич. — Я в библиотеке взял.

Как он был ласков со мной, когда одобрил мою работу! Но тут же сделал ряд замечаний по языку и стилю. И среди них ни одного, которое не пригодилось бы при переиздании романа. Мы никогда не забудем, что в литературе нашей Федор Васильевич был ревнителем чистоты великого нашего языка, хранителем его необъятных сокровищ...

До последнего вздоха сохранив верность Коммунистической партии, активным членом которой он был, Федор Васильевич обладал прекрасной ненавистью к подлинным врагам нашего великого дела. Но другой стороной этой ненависти была его благородная и деятельная любовь к друзьям и сотоварищам.

Высокий образ писателя-коммуниста, писателя-друга навеки останется в сердцах писателей младших поколений, в сердцах благодарного многомиллионного читателя.

1959

В. Сидорин УЧИТЕЛЬ

Счастлив тот, у кого есть лучший из друзей — учитель.

Ф. Гладков, «Березовая роща»

I

В многогранной деятельности Федора Васильевича Гладкова, как известно, значительное место и время занял педагогический труд. Сам Федор Васильевич считал учительскую работу серьезным фактом своей биографии.

— Да, педагогическая стезя — это моя, можно сказать, первая профессия. Я еще мальчонкой начал учительствовать.

— Как так?

— А это я вам скоро в книжке изложу. Мать родную грамоте обучал. А было мне тогда неполных десять годков.

И Федор Васильевич рассказал об этом в третьей автобиографической повести — «Лихая година». Рассказал он о том, как его мать потянулась из мрака к свету знания и как первые уроки грамоты ей преподнес Федя. В самом описании переживаний своей первой «ученицы» автор, зрелый писатель и пожизненный педагог (да, Федор Гладков был педагогом всегда!), великолепно проявил и мастерство художника, и тонкий дар психолога.

Вот оно, то место «Лихой годины», где изображен урок девятилетнего «педагога»:

«В этот вечер она понятливо запомнила пять букв и пропела несколько односложных слов. Это так потрясло ее, что она уставилась на меня, застыла на минуту и трепетно обняла меня и прижала к себе. И я сразу понял, что эти пять букв и неожиданно рожденные ими слова, бессвязные, смешные и странные: «ах», «да», «дар», «пар» — огромное событие в ее жизни, что для нее открывается какой-то новый, таинственный мир. Она счастливо засмеялась, и я слышал, как гулко билось ее сердце».

Ниже в книге описан и один из уроков чтения, проведенный Федей с надлежащим «педагогическим тактом», хотя учитель и не справился сразу с интересом, проявленным ученицей к печатному слову. Мать призналась Феде, что она читает «в себя»: «Каждое словечко пью, как капельку». Она «с поющей протяжностью» прочитала строки стихотворения:

Вчера я отворил темницу
воздушной пленницы моей...