Воспоминания о Ф. Гладкове

«Критик, теоретик литературы и поэт, Якубовский Георгий Васильевич, умерший в 1930 году от туберкулеза, был одним из активнейших борцов за социалистическую литературу» — так характеризовал его Гладков в одном из писем пятьдесят третьего года. Коммунист с дооктябрьским стажем и образованный марксист, Якубовский до 1923 года жил в провинции и, несмотря на тяжелую болезнь, активно участвовал в строительстве партийно-советской печати. С Гладковым его сблизила преданность рабочему классу, партии, любовь к молодой пролетарской литературе. Они почти одновременно вступили в объединение пролетарских писателей «Кузница», где Якубовский в годы 1923—1925 стал одним из лидеров и главных ораторов. Вместе с Гладковым они мужественно отбивали атаки на пролетарских писателей со стороны Троцкого и близких к нему литературных деятелей.

Жил Якубовский на Староконюшенном переулке, где получили квартиры и некоторые другие «кузнецы», в том числе и Ф. В. Гладков. Я жил тогда в доме сотрудников «Правды» на Брюсовском переулке и оттуда спешил на Арбат. Из-за темной глыбы церкви Бориса и Глеба я вышел на сверкающую огнями реклам площадь Арбатских ворот. Нэп тогда был во всем расцвете. Пестрые и безвкусные плакаты-вывески восхваляли вина «Конкордия», водки Севжелдортрудкоопа, жемчуга «Бугиньон», икру Госрыбсиндиката, частные похоронные бюро с зазывными названиями. Но над всем царил, все подавлял «феникс», восставший из пепла, дореволюционный Яков Рацер — со всех углов и крыш он предлагал свой «древесный самоварный уголь с доставкой на дом», создавая впечатление, что нэповская Москва только и занимается чаепитием.

Вечер был зимний, но теплый и даже немного слякотный. Воскресенье, и потому много народу на улицах. Среди стеганых телогреек и военных шинелей без знаков отличия, серых платков и буденовок мелькают модники и модницы в шляпках в виде ромовых баб, в огромных клетчатых кепках, в коротеньких пальтецах, совсем таких, какие вернулись в Москву шестидесятых годов. Из открытых фрамуг ярко освещенных окон «Праги» валит пар, доносятся топот пляски под звон гитар и залихватские цыганские песни. У подъезда ресторана осанистые лихачи в щегольских армяках с лисьими выпушками прокатывают взад и вперед застоявшихся рысаков, покрытых зелеными и синими сетками, и тут же, рядом, мирно дремлют бедные извозцы в жалких лохмотьях, на тощих клячах, способных вызвать чувство сострадания даже у фининспектора...

По пути к Якубовскому на Староконюшенный во мне все больше и больше накипало несогласие с концовкой «Цемента».

— Это что же такое?! — возмущался я, усаживаясь у кровати больного критика. — Во всей стране, всему народу дана передышка, а что получается с большевиком Глебом?! Столько он трудится, борется, добивается своего, а в конце концов оказывается у разбитого корыта!.. Слов нет, в романе есть превосходные страницы, остро, ребром ставятся современные проблемы, все это хорошо, но — конец?! Он же размагничивает, говорит строителям: деритесь, как на войне, отдавайте все силы общему делу, а свое, самое сокровенное, можете упустить, остаться ни с чем, как Глеб...

Мы долго спорим, соглашаемся и снова расходимся, пока наконец не приходим к заключению, что «Цемент» в своей суровой правдивости не скрывает неизбежности личных потерь и в мирных битвах, что он предостерегает против мещанской самоуспокоенности, зовет к стойкости и упорству.

Последующие годы показали, насколько своевременным и поучительным в лучшем смысле этого слова был «Цемент». А. М. Горький, не очень-то расположенный к Гладкову (тому были свои и разные причины), писал о большой социальной насыщенности романа, о том, что эта книга многих должна воспитать. Она захватывала читателей и влияла на писателей. Темой специального исследования может послужить воздействие «Цемента» на творчество советских литераторов. Оно особенно сказалось и до сих пор сказывается в произведениях, посвященных тому же периоду жизни советского народа, что и «Цемент». Не углубляясь в далекое прошлое, возьмем для примера превосходный сценарий Е. Габриловича и волнующий, глубоко партийный фильм «Коммунист», поставленный Ю. Райзманом по этому сценарию. Черты и дух «Цемента» присутствуют в нем, у героя этого фильма Василия Губанова много общего с Глебом Чумаловым.

* * *

С первых же дней революции так сложилась моя судьба, что я сблизился с пролетарскими писателями, будущими «кузнецами», в 1918—1919 году мне привелось сотрудничать с А. Н. Поморским, В. Т. Кирилловым, С. И. Грошиком, А. Ермаковым, переехавшими из Питера в прифронтовую полосу. Они выступали в красноармейских частях, работали в тамбовском Пролеткульте. Красноармейская печать свела меня с Г. В. Якубовским, который, следует отметить, относился к Пролеткульту скептически, с Кирилловым и Поморским в те времена не общался и никак не предполагал, что через несколько лет будет с ними в одной литературной группе и даже возглавит ее.