Воспоминания о юности

– Я больше не могу! Я лучше другое… Ты мне другое что-нибудь покажи, – ныла Вика. Ирма пожала плечами: «Ты все равно не будешь делать». И принесла Вике учебник с упражнениями. К радости Вики, упражнения оказались несложными. Делать их в учебнике рекомендовалось «до полной усталости», затем повторить еще раз. Вика не поняла: если до полной усталости, то как же – повторить? – «Я же говорила, не будешь», – только и сказала Ирма.

И Вика взялась за учебник всерьез. «Несложные» упражнения, которые предлагал учебник по хореографии, получались у нее с трудом. «Сидя на полу с прямой спиной без опоры рук, поднять прямые ноги вверх, – читала Вика, – и держать до полной усталости». У Вики полная усталость наступала прежде, чем ей удавалось оторвать ноги от пола…

– Зато очень удобно, говорила Ирма. – И ноги работают, и руки, и пресс, и спинные мышцы. Сиди – и ничего не делай!

– Сиди! Да я сесть не могу! – злилась Вика.

– Ну, если сидеть не можешь, тогда стой! – меняла Ирма «пыточное орудие».

Вика покорно стояла на одной ноге, героически пытаясь держать равновесие, но у нее не получалось: Вику качало из стороны в сторону, словно в комнате дул шквалистый ветер, а Ирма сидела на диване и ела пирожное, откусывая крошечные кусочки и прикрыв от удовольствия глаза. И издевалась: «А где у нас вторая нога, почему опустила? Подними. И стой прямо. Что ты мотаешься, как тряпка на ветру! Что, Викусик, штормит?» – «Штормит», – соглашалась Вика. Через месяц она излечилась от своей влюбленности. Не иначе, упражнения помогли…

Зимой Ирма каждое воскресенье таскала Вику на каток. Каток был дорогой, зато лед замечательный, и можно кататься с шести до десяти вечера. Они приезжали каждый раз – к шести. И уходили – в десять. После четырехчасового катания Вика едва держалась на ногах. «Ты за рубль удавишься» – говорила она Ирме, и Ирма радостно с ней соглашалась: «Удавлюсь! А ты уже устала? Доходяга! А я, знаешь, замерзла совсем… Ну, пошли в буфет греться».

На катке был вполне приличный буфет, где продавали Викин любимый чай с лимоном, горячий и необычайно крепкий, и черный кофе, который обожала Ирма. Еще там была комната отдыха, где стоял кабинетный рояль. Конечно, он, звучал совсем не так, как большой – концертный, зато на порядок лучше, чем пианино. Вика садилась за рояль и играла, а Ирма слушала, прикрыв по обыкновению глаза. Она всегда закрывала глаза, когда наслаждалась – все равно, музыкой или пирожными…

О том, что Вика после восьмого класса поступила в музыкальное училище имени Гнесиных – на исполнительское отделение, где был серьезный конкурс, а через год забрала документы, знала только Ирма. Однокурсницам Вика (как и сама Ирма) ничего о себе не рассказывала: боялась, что будут смеяться, или еще хуже – не поверят… Вику из училища не выгоняли, просто предложили перейти на дирижерско-хоровое отделение. Но она вернулась в общеобразовательную школу.

«Понимаешь, – рассказывала она Ирме, – я так устроена: или все, или ничего! Мечтала окончить исполнительское отделение, потом концерты, сольные гастроли, а может, в оркестре играть… Чем после дирижерско-хорового пение в школе преподавать, лучше удавиться». Ирма ее понимала. Это было и ее кредо: все – или ничего.

Вика играла, и в комнате отдыха собирался народ – послушать. Вика любила музыку и, по мнению педагогов Гнесинки, играла артистично. «Оч-чень, оч-чень музыкальная девочка, – хвалили Вику, – и абсолютный слух! Но техника… Техника, увы, хромает». Техника, иначе говоря, беглость пальцев, зависит от строения руки. У одних техника врожденная, им не надо сидеть за инструментом по шесть часов в день. А Вике – приходилось заниматься, «вытаскивая» эту самую технику, без которой – никуда. И она не выдержала, ушла. Хотя экзамены за первый курс сдала блестяще. Сама ушла, никто не гнал…

Вика играла – и у нее сжималось сердце: не вышло из нее музыканта, не потянула. Она играла – и у всех сидящих в комнате отдыха ледового катка сжималось сердце от светлой грусти по давно прошедшему и невозвратному…

Еще Вика стала заниматься танцами – после окончания института, когда у нее освободились вечера. Подаренный Ирмой учебник хореографии сделал свое дело: Вика научилась держаться, чувствовала свое тело как-то по иному. Тело это инструмент, и надо научиться им владеть, – говорила когда-то Ирма. Вика запомнила, и вот – решила попробовать. Занятия проводились в ЦПКиО им. Горького. Абонемент на десять посещений стоил четыре рубля. Впоследствии выяснилось, что десять посещений – это один курс, а всего курсов было три.

Такая цена Вику вполне устраивала, и она стала заниматься. Преподаватель-хореограф гонял их в хвост и в гриву по три часа подряд, с одним лишь десятиминутным перерывом. Многие после двух-трех уроков больше не появлялись. Но Вика не сдавалась, хотя ей приходилось тяжело.

Учебник Ирмы помог – тело слушалось Вику, и у нее хорошо получалось все: и румба, и танго, и джайв, и даже фигурный вальс. Запоминались фигуры (шаги) трудно, Вика с партнером отдавили друг другу все пальцы на ногах, пока не научились.