Воспоминания о людях и событиях

Я был тогда ему очень благодарен за то, что по моей просьбе в порядке исключения, – в то время в Москве строжайше запрещено было строить промышленные предприятия, – он разрешил построить для нашего конструкторского бюро замечательное здание. Попытки мои решить этот вопрос у Маленкова, бывшего до того Председателем Совета Министров СССР, успехом не увенчались.

И.В. Сталин, К.Е. Ворошилов, Н.С. Хрущев и А.С. Яковлев на показе достижений легкой авиации. Тушинский аэродром, 12 июля 1935 г.

Архив ОАО «ОКБ им. А.С.Яковлева».

Хрущев сам посоветовал, по какому существующему типовому проекту строить и дал указание Моссовету оказать всемерное содействие.

Однако, после двух-трех доброжелательных встреч, отношение его ко мне стало заметно меняться. То ли кто на меня наговаривал, то ли он распространял на меня свою неприязнь к Сталину.

Особенно отчетливо почувствовал я изменившееся ко мне отношение Хрущева в период организации совнархозов.

Дело в том, что когда вопрос о передаче серийных авиационных заводов в подчинение совнархозов обсуждался на коллегии нашего Министерства, многие высказывали сомнение в целесообразности передачи заводов местным совнархозам, а науку и конструкторские бюро оставить в ведении комитета по авиатехнике.

Хрущеву стало об этом известно и он поручил секретарю московского городского комитета партии, которым тогда была Екатерина Алексеевна Фурцева, провести с руководящими работниками Министерства авиационной промышленности, в том числе и с конструкторами, разъяснительную беседу.

Фурцева собрала нас у себя в МК на Старой площади и попросила высказаться по поводу предполагаемой реформы для доклада в ЦК нашего мнения.

Выступили немногие и спорить не стали, так как побоялись, ибо известно было, что вопрос Хрущевым предрешен.

Крайне осторожно и двусмысленно, то ли он «за» то ли «против», сказал несколько слов Туполев.

Когда же спросили мое мнение, то я сказал, что разъединять науку и производство неразумно и наша область техники больше чем какая-либо другая требует, чтобы руководство наукой и производством нераздельно было в одних руках.

Узнав об этом, Хрущев, считавший меня авиационным фаворитом Сталина, уже открыто не скрывал ко мне своей неприязни.

Чувствуя вокруг себя и своей работы ненормальную атмосферу, вызванную нескрываемым пренебрежением Хрущева, я решил попробовать поговорить с ним и рассеять создавшееся у него превратное мнение, навеянное, по-видимому, кем-то из близких к нему моих недоброжелателей.

Я почти не рассчитывал на встречу, но решил позвонить ему.

К моему великому удивлению вскоре прием состоялся, и я постарался доходчиво рассказать ему о своей работе в прошлом, настоящем и о планах на будущее.

Особенно, как мне показалось, произвела на него впечатление цифра построенных заводами за время войны и после нее самолетов моей конструкции.

– Да, – сказал Хрущев, – больше пятидесяти тысяч самолетов… Это не шутка… Цифра сама за себя говорит… Ну, ладно, работайте, работайте.

На этом мы расстались.

Однако и после этого разговора ничего не изменилось.

Наоборот, после одного из вскоре последовавших приемов по случаю Тушинского воздушного парада, на котором с успехом участвовали многие самолеты моей конструкции, Хрущев, похвалив Туполева, Микояна и некоторых других, не назвал только моей фамилии.

Сидевшая рядом с ним Фурцева подсказала ему и обо мне. Хрущев повернулся к ней и недовольным тоном громко, так что всем было слышно:

– Ну и Яковлев тоже. О Яковлеве разговор особый… – И высказался по моему адресу в незаслуженно пренебрежительном тоне. Это не прошло незамеченным моим недоброжелателями.

Вскоре министром Дементьевым на коллегии нашего Министерства предложено было обсудить вопрос о соответствии моем занимаемой должности генерального конструктора.

К чести товарищей, участников заседания, заместителей министра Лукина, Куприянова, Кобзарева, вопрос этот без особого обсуждения был признан неосновательным, и отвергнут.

Как потом мне рассказали, имелось в виду назначить на мое место… сына Хрущева – Сергея, незадолго до того окончившего Московский Авиационный Институт.

Придя к власти, – Хрущев, вначале заслужил популярность, особенно после реабилитации репрессированных Берией. Разумно высказывался о перспективах, о коллективности руководства. Но власть портила его не по дням, а по часам. На глазах у всех он превратился в самодура. Подхалимы позаботились о культе его личности.

Хрущев – человек малообразованный, но очень хитрый от природы и деятельный.

Он считал себя оратором и вожаком масс и был искренне убежден в своем высоком призвании вождя партии и государства и уверен в том, что роль преемника Сталина ему по плечу.

Он ложно маскировался под мужичка-простачка и этим усыпил своих конкурентов Берия и Маленкова, не видевших в нем опасного соперника. На самом деле он оказался интриганом и лицемером высшей степени. В очень короткий срок он обвел вокруг пальца обоих прожженных политиканов-авантюристов.