Воспоминания о Николае Шипилове (СИ)

Ее уже неделю нет в каморке общежитской.
Она приходит в этот дом, скучая обо мне.
Она захочет свет зажечь, но свет не загорится.
Ей пить захочется впотьмах — но и водицы нет.

Я так любил ее приезд. Дождался — развиднело.

Ан чем порадовать ее и чем развеселить…
Вечор ей золото купил — наутро почернело.
Я на остаток соли взял, да неча посолить.

Я так любил ее приезд. Дождался. Не запился.

Дурную девку не привел. Молился кое-как.
Но сон ушел. В какой-то миг я сном дневным забылся
И тут увидел смерти знак — неумолимый знак.

…Стоит Поклонная гора над черной води мелью.

Кладбищенская благодать: то свет, то тьма, то свет.
И мы с Татьяною моей идем по подземелью,
И никого знакомых нет, и страха тоже нет.

Я вижу холм, а в холме — дверь, я вижу толпы люда,

Они неспешною чредой проходят в темный лаз.
Оглядываюсь — Тани нет, хочу бежать оттуда,
Однако тихий люда ток увлек убогих нас.

Вхожу — а это магазин, подобье «сэконд-хэнда».

Приветлив тощий продавец; похож на Калиту.
«Ну что, — ко мне он, — оцени: хорошая фазенда, —
И отодвинул, как пустяк, могильную плиту. —

Вот выбирай: себе, жене — хоть шубу, хоть и платье.

Одежда мертвых дешева, и все размеры есть.
К тому же — если денег нет — здесь ничего не платят,
А коль примеришь, ваша честь, то я сочту за честь».

Беги, родная. Убегай, не верь в корысти зверю.

Беги, родная. Этот край не для тебя. Пока.
Я отвлеку, прикрою. Жми… Я тряпки сам примерю.
Но чувствую: в моей руке лежит ее рука.

И мы схитрили: мы ушли

Из-под плиты, из-под земли.
………………………………………………………………………………

Уж нет страны. И нет земли, и дома, и постели,

Но если ты спасла меня из адского огня,
Спаси опять. Не уезжай. Побудь еще недели,
И дай мне силы снова жить. Спаси. Спаси меня.

Как будто видел он за одиннадцать лет до смерти, что будет с нами: с ним и со мной. С удивлением поняла, прочтя стихи, что позавчера у нас в доме не было воды, а вчера — света… Эка невидаль. Коля знал всё.

Прежде чем получить стабильную крышу над головой, детей и возможность Коле спокойно работать, мы натерпелись. Но никогда не расставались.

Отношения его со спиртным изрядно преувеличены. Только в те редкие моменты, когда он уезжал к друзьям, он делал то, что от него требовалось, то, чего от него ждали. Будучи человеком артистичным, — кстати, первая его профессия — артист оперетты, — он и производил впечатление… Конечно, ярчайшее и незабываемое рядом с «тихими пьяницами». Об этом «впечатлении» ходили байки, легенды и сказки. Дома же он сидел месяцами в кабинете и работал. Хорошо освоил компьютер, любил писать письма друзьям. Вел затворнический, почти монашеский образ жизни: труд, уединение, молчание, скудное питание, стоически терпел сильные боли в ногах и в желудке. В своем белорусском «Болдине» — в Валерьянове им написано так много, что дай Бог мне жизни, чтобы разобрать весь его архив до конца своих дней. Чистое золото выходило из-под шипиловского пера.