Воспоминания о походах 1813 и 1814 годов

Дорога от Дрездена к Мейсену идет по правому берегу Эльбы между сею рекой и хребтом гор, на коих природа и искусство щедрой рукой расточили дары свои. С одной стороны холмы гордятся прелестной зеленью винограда, великолепными загородными домами и весьма красиво на вершинах построенными зданиями, где делается вино,[14] с другой стороны громады утесов воздымаются к облакам, угрожая разрушением, заставляют трепетать странника, но величественная Эльба и чистые, привлекательной наружности домики, рассыпанные на берегу которой, отдаляют от него сии предметы страха и удивления. Восхищаясь этими величественными картинами, сожалел я, для чего не имею чудесной кисти Рюздаля или Пуссена. Верю, что Вернет, стоя на палубе, ожидая ежеминутной гибели, восторженный ужасными красотами бури, живописал борьбу стихий. Как часто среди диких скал Богемии и Саксонии с невольным трепетом смотрел я на громады камней, нависших над головой моей! Одно слабое дуновение ветра могло, по-видимому, обрушить оные, я ждал их падения и стоял неподвижно, рассматривая любопытным взором сие грозное смешение красоты и ужаса. Тем с большей живостью наслаждался я благодетельными плодами просвещения и образованности человека: среди диких скал рука его провела спокойные дороги, каменистая поверхность земли покрылась богатыми садами, в лугах возникли цветущие села.

Вид Мейсена с этой стороны довольно привлекателен. Он лежит на возвышенном берегу Эльбы, углубясь, так сказать, в расселины скал. Благотворная предусмотрительность маршала Даву разрушила каменный, довольно хороший мост на Эльбе. (Эта предосторожность не замедлила, однако ж, быстрых успехов российского воинства.) Город довольно хорош, но главная достопамятность, которой по всей справедливости может он гордиться, есть фарфоровая фабрика. Она помещается в Албрехтсбурге, готическом замке, построенном еще в десятом столетии герцогом Албертом IV на вершине высокой горы. Я удивлялся прочности здания и странной древней архитектуре.[15] Все комнаты заняты художниками; я видел все, начиная от первоначального источника фарфоровой глины до прекраснейших живописных изделий. Не имея ни намерения, ни довольно знаний, чтобы писать теорию фарфоровой работы, я не вхожу в подробности всего мною виденного, но не могу скрыть удивления, которое чувствовал, видя грубую глину постепенно превращающейся в светлый, прелестный состав, который, украшая собой великолепие чертогов, сделался необходимой потребностью роскоши. Впрочем, даже на фабрике вещи весьма дороги: чашка, не самая лучшая, стоит 100 рублей и более. Чему ж дивиться, что фарфор столь дорог у нас, вспомнив, какое отдаленное пространство и через сколько рук он пройти должен.

Рассматривая фабрики, произведение изобретательного ума человека, восхищение мое смешано бывает с неприятным чувством сострадания. Для прихоти небольшого числа любимцев своенравной, почти всегда слепой Фортуны, которых все достоинство состоит нередко в одной только знатности породы, богатстве предков или в игре случая, сколько тысяч бедных ремесленников изнуряют дух и тело механической, гибельной для здоровья работой! Бледные их лица, томный, почти погасший взгляд служат ясным доказательством, сколь противно сие занятие физическому и нравственному их образованию. Такое зло сделалось необходимо, ибо самые эти страдальцы почли бы особенным несчастьем потерять свою работу: голод и нужда требуют от них этой жертвы. На что не решится человек, привязанный к жизни для удовлетворения этих главных, необходимых потребностей бытия своего! Сетование мое бесполезно, ибо все люди не могут пользоваться равными выгодами. Но, сравнивая свое положение с положением многих миллионов подобных мне смертных, могу ли не благодарить Провидение за то, что оно дало мне возможность в полной мере чувствовать всю цену свободной, независимой жизни?